Вадим Собко - Ключ

Софья одним взглядом окинула комнатку Демида — тихая музыка доносилась из приемника, такая тихая, что никто в коридоре не мог ее услышать. И, может, именно эта деликатность, сдержанность многое сказали Софье Павловне и про самого Демида, и про его отношения с Колобком.

— Знакомьтесь, Софья Павловна, — подчеркнуто весело, громко и значительно сказал Трофим Иванович, — это и есть мой пасынок, которого я бы мог с полным правом назвать собственным сыном, так хорошо и дружно прожили мы с ним многие годы.

— Очень приятно, — сказала Софья, протягивая свою маленькую сильную руку.

— Ну, — засмеялся Колобок, — на «вы» его еще рановато называть.

— Нет, отчего же, — не согласилась Софья, — если юноша скоро уйдет в армию, возьмет в руки оружие, то это уже наверняка взрослый человек.

— Не имеет значения, — ответил Колобок, — для меня он был и на всю жизнь останется ребенком.

— Что вы делаете? — спросила Софья, обратившись к юноше.

Демид молча отпустил тиски и показал Софье ручку от чайника.

— Это пустяки, — гордо сказал Колобок, — настоящее его призвание — радио. В армии его наверняка пошлют в какую-нибудь радио- или ракетную часть, и оттуда он вернется настоящим специалистом.

Софья взглянула на настенный календарь, который висел рядом с большим мужским портретом, на другой стене увидела репродукцию картины, вырезанную из журнала «Огонек», — в морском просторе, подернутом серебристо-белыми барашками, летят, как на крыльях, почти касаясь воды белыми парусами, легкие, похожие на лебедей яхты.

— Почему здесь на окне решетка? — спросила она.

— А это еще дореволюционный хозяин дом ставил, у него тут, верно, какой-нибудь склад находился. Богатый, видать, был, полюбуйтесь, сколько металла не пожалел. Теперь, чтобы их сбить, весь потолок разрушить придется.

— Не знаю, не знаю, — задумчиво сказала Софья, и Демид, словно поняв или узнав про нее что-то свое, только ему одному известное, сверкнул синевой глаз и снова спрятал взгляд за тенью густых темных ресниц.

— Очень приятно с вами познакомиться, — повторила Софья.

— Да скажи ты хоть слово, чтобы наша гостья, по крайней мере, услышала твой голос, — засмеялся Колобок.

— Ничего, — улыбнулась и Софья, — у нас еще будет время наговориться. Всего хорошего.

Демид молча поклонился. Трофим Иванович пропустил гостью вперед и вышел вслед за нею, прикрыв дверь.

— Вы не думайте, — сказал он, когда они вернулись в большую комнату и Софья устроилась в кресле, в котором обычно любил сидеть сам хозяин, — он вовсе не грубый, а воспитанный парень. Все это от волнения.

— А я и не думаю, — мягко улыбнулась Софья, — наоборот, Демид показался мне деликатным пареньком. Могу вам даже больше сказать, он мне очень понравился.

Раненое любовью сердце Колобка дрогнуло от ревнивой тревоги. Мелькнула мысль, что по возрасту Софья стоит где-то посредине между ним и Демидом… Да нет, глупости какие-то лезут в голову.

— Приятно слышать, — сказал он, — тем более что вы не ошиблись. Демид действительно славный парень и наверняка будет достойным защитником нашей Родины.

— Я в этом уверена, — просто ответила Софья, поглядывая, как Трофим Иванович, уже забыв про Демида, накрывает на стол.

— Прошу, — наконец сказал он, критически оглядывая свою работу, — это, конечно, холостяцкий стол, но, я надеюсь, вам понравится. Вот эти пирожки пек Демид. Он все умеет делать. Нравится?

Трофим Иванович взглянул на Софью. Она отламывала кусочек маленького, хрустящего пирожка с капустой, и ему показалось, что ответ на этот обычный вопрос мог означать значительно большее, чем похвалу кулинарному искусству Демида.

— Нравится, — весело сказала женщина, — нравится, — еще раз повторила она и добавила уверенно: — Вы спрашивали меня, согласна ли я стать вашей женой. Так вот, я не стану вас долго томить ожиданием ответа.

В тот вечер Софья ушла вскоре после ужина. В коридоре она неожиданно пошла не к выходу, а свернула к комнате Демида, постучала в дверь, та сразу распахнулась.

— До свидания, Демид, — сказала женщина, — вы ничего не будете иметь против, если я на какое-то время… а возможно, и на всю жизнь, останусь с вами?

— Буду очень рад, — через силу проговорил Демид, — очень.

— Спасибо, — послышалось на прощание. Демид минуту постоял на пороге, проводив взглядом отчима, потом для чего-то, резко надавив на дверь, запер ее на ключ.

Что смутило его, вызвав горькое чувство одиночества? Ревность, обида? Настало время, о котором ему как-то и не думалось прежде. Трофима Ивановича, единственного человека, которого он мог назвать родным, у него намеревались отнять. Он никогда не задумывался над вопросом, любит ли он отчима, а сейчас выяснилось, что любит. И одновременно он ясно почувствовал, что и Софья ему не безразлична. Вдруг пришло воспоминание: когда-то в журнале он видел ее портрет. Она была известной гимнасткой, о ней писали в газетах, как о будущей чемпионке, и вдруг имя ее исчезло, забылось. Позднее в спортивной газете промелькнула заметка о тяжелой травме, полученной ею во время тренировки. Очевидно, гимнастке пришлось бросить спорт.