Вадим Собко - Ключ

— Господи, о чем речь… Это же проще простого. Давайте прямо сейчас, не откладывая, и отправимся ко мне в гости. Там, конечно, холостяцкий беспорядок, но вы, надеюсь, извините.

Говоря так, Трофим Иванович кривил душой, он-то знал: порядок и чистота в его комнате образцовые. Они поехали троллейбусом до Воздухофлотского шоссе, а квартал до Фабричной улицы прошли пешком. И все это время в сердце Трофима Ивановича нарастала и нарастала тревога.

— Имейте в виду, у меня не какой-нибудь роскошный дворец, а обычное холостяцкое жилье, — сказал Колобок, когда они шагнули из светлого коридора Брест-Литовского проспекта в мглистую темень Фабричной.

— Комната значения не имеет, — тихо проговорила Софья.

— А что имеет значение? — проявлял настойчивость Колобок.

— Человек, — кратко ответила женщина.

Трофим Иванович удовлетворенно улыбнулся.

Они вошли в подъезд, поднялись на второй этаж.

— Коммунальная квартира, — сказал хозяин, — для всех, стала символом сплетен и ссор, а вот мы, наоборот, живем мирно и дружно. Кроме нас, здесь живут…

— «Кроме нас»? — переспросила Софья. — Вы живете не один?

Трофим Иванович на мгновение заволновался, но сразу же и успокоился. Тут ему краснеть не было оснований.

— Прошу в комнату, — аккуратно открыл ключиком дверь, — проходите, пожалуйста, и садитесь.

Софья вошла, окинула взглядом большую, безупречно чистую, ухоженную комнату с отлично натертым старинным паркетным полом, села в кресло и выжидательно посмотрела на хозяина.

— Я не ответил на ваш вопрос, — понял этот взгляд Колобок, — и сразу же хочу внести в него полную ясность. Семьи у меня нет, я вдовец, жена моя умерла семь лет назад, оставив мне пасынка, который скоро пойдет в армию. Живет он тут же, у него рядом маленькая комнатка. Отец его давно трагически погиб.

— И мальчик остался с вами?

— Да, со мной, — ответил Колобок.

— Совсем чужой мальчик?

— Он мне не чужой. Он сын моей покойной жены, — с достоинством ответил Трофим Иванович.

Софья минуту помолчала, задумавшись, потом спросила:

— Вы его воспитываете один?

— Да, один, — гордо ответил Колобок, — правда, мне кое в чем помогает Ольга Степановна.

— А она кто?

— Заслуженная учительница, пенсионерка, живет в комнате напротив. Очень хороший человек, хотя и не лишена старческих чудачеств. Каждую неделю водит его в кино, помогает готовить уроки… А продолжается это уже много лет. К тому же у нее хорошая библиотека, и она дает Демиду…

— Ваш пасынок должен быть образованным мальчиком.

— Относительно. Он закончил десятилетку неровно. Математика, физика — сплошные блестящие пятерки, литература, история — четверки, а все остальное — тройки. Я думаю, тут сказалось влияние Семена Александровича Павлова. Это наш другой сосед. Живет с женой, а сын их в армии. Инженер, а работает бригадиром на заводе, где производят электронно-вычислительные машины. Его жена — милая женщина, но иногда бывает бестактной. Представляете, еще тогда, когда Демид был маленьким, вскоре после смерти матери, решила сама его купать. Я запретил.

— Представляю, — тихо сказала Софья.

После этого она надолго замолчала, пытаясь определить, каким кажется ей сейчас Трофим Иванович: лучше или хуже? Хочется ей того или в самом деле так, но теперь он выглядел благороднее и бескорыстнее. Ведь не каждый вдовец возьмется воспитывать пасынка. Проще было бы отдать Демида в детский дом. Почему не сделал этого Колобок?

— Сейчас будем пить чай, — весело сказал хозяин, встревоженный столь продолжительным молчанием.

— Спасибо, — тихо ответила Софья. — Можно мне познакомиться с Демидом?

— Пожалуйста.

Они вышли в коридор, и Трофим Иванович удивленно подумал, что Софья Павловна, невысокая, хрупкая на вид женщина с маленькими руками, на самом деле волевой человек: сила и уверенность чувствовались в каждом ее движении, точном и законченном…

Дверь в комнатушку Демида отчим открыл бесцеремонно, по-хозяйски, не постучав. Мальчик сидел на табуретке перед железным столиком от швейной машинки «Зингер» и трехгранным напильником опиливал ручку для чайника, зажатую стальными челюстями тисков. Увидел Софью Павловну, тут же поднялся с табурета и предстал перед нею плечистым пареньком среднего роста, с едва приметными, еще не знавшими бритвы усиками, тенью лежавшими на верхней губе. Пышные, темно-русые, слегка вьющиеся волосы непокорно нависали над высоким лбом. Продолговатое лицо было немного необычным: под темными, густыми, сросшимися на переносице бровями, никак не гармонировавшими со светлыми волосами, светились по-юношески открытые синие глаза. Прямая линия бровей словно перечеркивала лоб темной чертой, и, возможно, поэтому глаза, казалось, мерцали. Прямой нос с тонкими ноздрями, впалые щеки и по-детски пухлые губы дополняли портрет этой встревоженной юности.