Степан Сарыг-оол - Повесть о светлом мальчике

Следующий раз я встретился с чертями, когда мне было уже лет шесть. Тогда мы жили небольшим аалом всего в две юрты: дядина и наша, и только что перекочевали на другое место, которое находилось не так уж далеко от прежней стоянки. Женщины, не желая потерять вечернее молоко, оставили телят на старой стоянке, а с коровами укочевали. Когда добрались до места, весь скот выгнали пастись, а меня с двоюродным братом послали обратно за телятами, наказав пригнать их к дойке коров.

Мы сели на своих верховых годовалых бычков и отправились в путь. На месте нашего скотного двора и на месте юрты шумно пировали воробьи. Когда мы подъехали, они вспорхнули, и весь соседний лес отозвался на этот звук. Однако назойливые гости тотчас вернулись обратно и продолжали пиршество, а мы стали из засады швырять в них камни. Это занятие так увлекло нас, что мы совсем забыли про телят.

Телята вернулись, когда село солнце. Мы попытались погнать их к новому стойбищу, но большеглазые глупцы упрямо мычали и толклись возле прежнего места своей привязи. «Где наши матери, где юрты?» — орали они. Мы и оба наших бычка совсем выбились из сил. Наконец нам пришло в голову связать телят попарно, а бычков пустить вперед. Они-то уже знали новое место. Так нам удалось одержать победу.

Мы гнали телят лесной тропкой сквозь заросли тальника мимо давно заброшенного стойбища. Смеркалось.

Вдруг из куста чернотала раздался крик, и детский плач «халак, халак», что по-тувински значит «беда», и гвалт всполошенных сорок. Шедший впереди брат прямо окаменел, раскрыл рот от страха.

— Это же черти, братишка!

И пустился бежать что было мочи, забыв про все на свете.

— Братец, братец старший мой, погоди! — вопил я, стараясь догнать его, однако где там!

Арандол всегда брал первое место по бегу. Впрочем, как видно, страх придал мне столько силы, что я почти догнал его. Помню, что мне мешали тогда спадавшие штанишки — их все время надо было поддерживать. Спиной и затылком я чувствовал чертей, которые гнались за нами и должны были схватить меня, ведь я бежал последним. Их дыхание опаляло мне шею, а горячие слюни текли по спине. Кричать не было сил, я ничего не видел, боялся оглянуться и летел, летел вперед.

Но вот кто-то трахнул меня по голове, да так, что из глаз посыпались искры. Придя в себя, я увидел, что лежу на дорожке, уткнувшись лицом в пыль. Попытался подняться, но множество горячих когтей впились мне в шею. Я в ужасе оглянулся и увидел, что лежу под кустом караганника. Это бежавший впереди брат отвел ветку, и она хлестнула меня по лицу. Покуда я выпутывал лохмотья рубахи из колючек караганника, брата не стало видно. Я вновь помчался вперед, не переводя дыхания, пока не услышал лай собак нашего аала. Они бросились навстречу, запрыгали вокруг, радостно визжа.

Тут я принялся реветь, вбежал в юрту дяди и увидел, что Арандол как мертвый лежит на руках у своей матери, а наша бабушка окуривает его артышом. Вбежала моя мать, обняла меня, громко запричитала:

— Все лицо в крови! Ужас-то какой! Что с ним? О-о-ох! — и чуть не потеряла сознания.

Я перепугался за мать и невольно перестал реветь.

— Это все Арандол, — пожаловался я. — Он меня бросил чертям.

— Где? Каких чертей ты видел, сынок? — бабушка заахала и теперь направила струйки дыма артыша на меня.

— Да вот недалеко! Они за нами гнались! Закройте крепче двери.

— Ой, талисман мой, охрани нас! — закричал кто-то.

— Да закройте же двери! — приказывала бабушка. — Давайте скорее плеть с красной ручкой да нож с желтой рукояткой! Черти этого боятся. Тьфу, тьфу!.. — Бабушка сплевывала, бросая в дверь одной рукой золу, другой песок. После этого закрыла внутренние створки дверей. — Что вы рты поразевали! Зажигайте лампадки под образами!

Бабушка поспешила в нашу юрту, чтобы и там зажечь лампадки на алтаре перед изображениями богов.

Арандол открыл глаза, снова зажмурился и молча полез головой под мышку своему отцу. А я выпил молока, понюхал артыш, успокоился и подумал: «Когда здесь столько взрослых да еще тут же и мой отец, так пусть приходят черти — взрослые покажут им, как нас пугать. Ведь бабушка спрашивала плеть и ножик. Вот теперь чертям зададут жару!..»

— Что за черти, сынок?.. Кого ты напугался? Нет, не может быть, ты не трус!.. — сказал отец, ободряя меня.

— Они среди кустов чернотала бьют сорок в обгоревшем стойбище, ссорятся, а чертячьи дети сильно плачут, — объяснил Арандол.

— Это обгорелое стойбище — притон нечистых! — сказал дядя и посмотрел округлившимися от страха, как у коровы, глазами.