Яков Ильичёв - Сиваш

Все старались для него, Врангеля, — даже японский микадо. Почуяли: пахнет хлебом, нефтью… За помощь и ласки, за пушки, танки и заступничество он признал все царские обязательства, обещал Франции в первую очередь вернуть царские долги с уплатой процентов на проценты. Погашение долгов гарантировал: передал Франции право эксплуатировать все железные дороги Европейской России на известный срок; право взимать таможенные и портовые пошлины во всех портах Черного и Азовского морей. Отдавал часть урожая хлеба на Украине, на Кубани в течение многих лет; три четверти добычи нефти; четвертую часть добытого в Донецком бассейне угля… Англии — Кавказ. Америка сторожила, уже протянула лапу: возьмет Армению, получит мандат на Константинополь, на проливы Босфор и Дарданеллы, на Мраморное море и смежную с проливами землю, возьмет все Черное море. Польша захватит огромные территории на юго-западе. В сущности, все заранее приготовились отнять у него все, что завоюет. Неслыханный грабеж, вежливый, дипломатический бандитизм. Его опутали, контролируют каждый шаг, лишили самостоятельности, он страдает, скованный по рукам и ногам. Две недели назад сообщал в Париж, словно докладывал: армии нечего есть, вынужден в начале лета выступить из Крыма, захватить хлебородное левобережье Украины. Позволили. На каждом шагу — словно последний холоп!

Сейчас его сила — в отборной, крепкой армии. Четыре корпуса: Первый армейский Кутепова (марковская, корниловская, дроздовская пехотные дивизии); Второй армейский генерала Слащева (Тринадцатая и Тридцать четвертая дивизии, отдельная кавбригада); Донской корпус генерала Абрамова (три дивизии); сводный корпус генерала Писарева (две кубанские, одна чеченская дивизии). Еще будет конный корпус Бабиева (две дивизии). У него сто тридцать кораблей, среди них линейный — «Воля», много миноносцев, два крейсера, четыре подводные лодки, в Керченском проливе линейный корабль, плавучая батарея «Ростислав»… Сам Ленин признаёт, что его, Врангеля, войска снабжены пушками, танками, аэропланами лучше, чем все остальные армии, боровшиеся в России.

Яростное желание двинуться в наступление не давало отдыха. Только в военных успехах утолялась боль его души: изнуряющая зависть, чувство подчиненности. Двинувшись вперед, он обретет мужиков, новые войска для нового движения вперед, землю, хлеб, топливо, богатства… Он издаст гибкий земельный закон, потянет к себе жадных мужиков, всю деревню, стало быть, Россию. Наступит час, когда он стряхнет с плеча участливые руки союзников…

Смочил край полотенца и вытер худые щеки, лопатой выступающий подбородок, кивнул денщику — одевать — и сбросил с себя халат… В это время в соседней комнате послышался четкий звон шпор, отчетливые удары каблуков. Это мог быть только приближенный, охрана пропустила. Денщик вышел на звук шагов, сразу вернулся.

— Господин начальник штаба…

Врангель обрадовался:

— А, Павлуша! Зови скорее.

С важной миной быстро вошел начинающий полнеть генерал Шатилов. Увидел голого правителя — расхохотался. Врангель серьезно посмотрел на свои длинные босые ноги.

— Извини, Павлуша, я сейчас…

Шатилов откинулся в удивлении.

— Первый раз вижу тебя в таком… Уморил, Петр Николаевич, чистый Дон-Кихот…

— Нет, уж лучше Петр Первый, — неискренне хохотнул. — Впрочем, нынче цари не в моде, даже самые лучшие. А Наполеонов из меня получилось бы два… — Выслал денщика. — Но говори скорее — что Париж?

— Подтверждается! — Звеня шпорами, Шатилов заходил по комнате. — Ночью через Париж сообщение: поляки задохлись. Красные перешли в контрнаступление и бьют ляхов смертельно. И опять Буденный! Прорвал фронт, разнес одну армию; сейчас, как видно, окружает другую. Словом, Пилсудский на Правобережной Украине того…

Врангель слушал, замерев на месте, держа в руках рубашку. Большие глаза остановились. Нервно сунул голову в ворот, словно в петлю; коротко, радостно рассмеялся.

— Мильеран и Ллойд-Джордж дураки! Поспешили выпустить Пилсудского. А подождали бы меня — Москва сейчас не ликовала бы… Увидишь, нынче прибегут ко мне: наступать! Сегодня же придут с записками. Даже косой (так Врангель в интимном кругу называл генерала Тахакаси) пожалует с улыбкой.

Лихорадочно, толчками, то и дело останавливаясь, Врангель заходил гигантскими шагами.

— Хорошо, я буду наступать. Армия собрана! У Советов на Перекопе живой силы в три раза меньше. Едва ли наберется десяток самолетов. Танков во всей Красной Армии ни одного. У меня двенадцать… Я хочу наступать, Павлуша, я буду наступать. Беда только — на одного бойца шесть едоков-бездельников, черт!