Яков Ильичёв - Турецкий караван

Через час караван выбрался на косой склон меж руслами малых рек Мерд-Ирмак и Курд-Ирмак. Моросливый дождь повис пеленой. Сбоку клапан не отвернуть, и нет никакого обзора. Фрунзе пытался наблюдать из-за спины арабаджи, но дождевая завеса непроницаемо густа, за сорок шагов уже ничего не видно. Можно было только догадаться: въехали в долину, стало быть, попали в пшеничный район, ячмень ведь западнее; там же и рис, и маис, конопля, шафран и марена…

Как жив тут мужик? Лошадки вот у него двужильные: арабаджи утверждают, что с короткими передышками эти кони тянут по семьдесят верст в день, а кормятся часто битой соломой — саманом. Временами Фрунзе казалось, что вот-вот грохнутся кони на крутизне. Нет, выгибаясь, брюхом ложась на дорогу, поднимали фургон все выше…

В Понтийской области недавно господствовал фён. Теперь сюда проникли атлантические ветры. Они прорывались через Центральную Европу к Черному морю и вызывали штормы. (Обозреватели сравнивали их с политическими бурями, также идущими с Запада.) Горы закидывало снегом. На северных склонах лежали пласты в сажень.

Караван поднялся выше, и дождь превратился в крутящийся снег.

Опершись на локоть и положив голову на ладонь, Фрунзе полулежал в фургоне. Только орлы, поднимаясь с дальней каменистой гряды, могли увидеть, что делается впереди на дороге. Да какие там орлы: снежная буря скрыла небо над вершинами. Дорога нескончаемая. До столицы Кемаля далеко-далеко. Как добраться до нее, не сорвавшись с какой-нибудь кручи? Фургон бросало на неровностях. Он дергался и подпрыгивал, будто живой, взбесившийся… Больно било в бока, мотало, папаха сваливалась с головы. Все время в напряжении.

…Западные газеты будут и дальше провоцировать, пугать: Турция, берегись, за бакинским керосином придут бакинские большевики, красные орды, ужасная конница Буденного, снимут с мечетей луну, молитвенные дворы превратят в стойла… Как же убедить Ангору, удержать ее от ошибочных шагов? Каков авторитет Кемаля в Великом национальном собрании? Его позиция сейчас? Каково военное положение Ангоры? Насколько верна мрачная информация полпреда товарища Нацаренуса? Эти мысли отвлекли Фрунзе и будто унимали физическую боль. Но оборвалась дума, и он почувствовал себя растерзанным. Все тело изломано беспорядочными резкими толчками, мозжит.

Впереди, весь мокрый и обвисший, покланивался в седле, будто молился, тощий аскер из охраны. Наверно, и он устал. Руки, державшие поводья, вдруг повисали. С наслаждением прислонился бы спиной к чему-нибудь теплому, неподвижному. Фрунзе высунулся из фургона, крикнул по-турецки:

— Солдат, как звать тебя?

Тот живо повернул коня. У кавалериста молодое длинное лицо, живые глаза.

— Хамид звать, — ответил. — Я черкес.

— Из племени шапсугов?

— Да, большевик-паша. И отец мой, и дед…

На высоте снег поредел, и скоро его совсем развеяло ветром. Вокруг — солнечная ясность. Дорога крутилась, и временами то справа, то слева, то спереди оказывалось море, будто караван шел обратно в Самсун. Стало видно, что приморские склоны заросли рыжевато-коричневым и малиновым кустарником. На противоположном откосе долины Фрунзе различил контуры держи-дерева, древовидного вереска и фисташки. Далеко внизу остались гранаты и оливки.

Дальше дорога взбиралась среди дубняков. Фрунзе вспомнил карту: перевал Кандилек-Богаз находится в двадцати верстах от берега. Значит, прошли от Самсуна всего каких-нибудь десять верст! А казалось, что едут уже целый день.

Потом на заросшем склоне Фрунзе угадал орешник с его широкими кронами. Еловые леса покажут, что близко перевал. Вон что-то черное разлилось по склонам. Это ж ели и есть.

Встретили верблюжий караван. На животных навьючены большие тюки. Верблюд-вожак с колокольцами на шее. Вот они, поезда Анатолии! Красноармейцы на турецком языке — приветствия выучили — здоровались с караванщиками.

В плато врезалось глубокое ущелье. По сторонам дороги встали, как стены, гигантские косые склоны, одетые сосной.

Ваня наблюдал и все замечал в дороге. То вдруг посыпятся камешки и камни — неизвестно откуда, то разверзнется пропасть под ногами и дорога пойдет по карнизу, то вниз, то вверх, и все с таким поворотом, что заходится сердце. А лошадь, ведь она тоже чувствует; хотя и привыкла и не боится, того гляди упрется и станет.

Начались буковые рощи. Караван уже высоко. Коснулись неба плоские верха заснеженных холмов, а еще выше — с небом слились альпийские луга, сейчас тоже заснеженные. Стал хватать мороз. Лошади заиндевели. Отчаянно визжали в снегу колеса. Теперь уже скоро перевал.