Николай Зарудный - На белом свете. Уран

Примчались «Волга» и газик Гайворона. Никита подал Мостовому таблетки.

— Что с тобой, Саша? — подошел Платон. — Опять сердце?

— Мне уже хорошо. Спасибо вам за хлопоты, Арсен Климович. Мне надо в райком. Встретимся на партконференции!

— Саша, тебе надо лечь в больницу.

— Не выдумывай, Платон, — отмахнулся Мостовой. — Стеше звонил?

— На завтра назначена операция. Крамов сказал, что через месяц я смогу ее увезти. Саша, через месяц! Понимаешь?

— Понимаю. Давай закурим. — Мостовой протянул руку.

— Тебе нельзя! Не дам.

— Давай, давай, что-то потянуло закурить. — Мостовой взял сигарету и жадно затянулся. — Я еще вот о чем хотел тебе сказать. Звонил профессор из Киевского университета.

— Тот, что руководил физико-математической олимпиадой?

— Да. Степан Петрович Корчак. Просит, чтобы Васька, как победителя областной олимпиады, направить в школу особо одаренных учеников. Пусть закончит там десятый класс по специальной программе, и тогда Корчак возьмет его на свой факультет. Порадуй Васька, пусть едет.

— Хорошо. Пусть едет, — с грустью промолвил Платон. — Последний вылетает из нашего гайворонского гнезда… Останусь один…

— Почему один? Вы со Стешей еще гайворонят наплодите. Хоть пятерых. Чтоб род был крепкий, замешенный на сосенском хлебе и на уране. Будь здоров, Гайворон! — Мостовой шутливо толкнул Платона в грудь и уехал.

В кабинете Мостового на столе синели в вазе первые подснежники, а по стене бегали солнечные зайчики — ветерок покачивал форточку. Александр Иванович, просмотрев сводки, сказал секретарше, что начнет принимать посетителей.

Первым появился Бунчук. Был он почему-то в парусиновом белом кителе, в синих брюках и сверкающих галошах.

— С весной, Александр Иванович! — приветливо поздоровался и сел напротив. — Я насчет моего заявления… Хотел бы знать вашу мысль, а то Василий Васильевич уже тово… перешел на пенсию, так я… Заверяю вас и районную партийную организацию, что все планы и вопросы будут выполнены.

— Петр Иосипович, я не против, чтобы вы заняли пост директора маслозавода, но завод подчиняется тресту, и кадры подбирают они сами.

— Я написал уже в трест и прошу, чтобы вы поддержали мою кандидатуру, — канючил Бунчук. — Я не Кутень, я наведу железный порядок и все вопросы поставлю ребром.

— Кутень справлялся с работой, — заметил Мостовой.

— Масштаба у него не было. Мелкий человечишка, своих свиней откармливал государственной пахтой.

— Вы дружили с ним, вам виднее.

— Кто, я? Александр Иванович, не верьте. Разве может быть у меня общая платформа с Кутнем? Сыну его дали пять лет, а я чтоб дружил? В этом вопросе я — железный. Так что прошу поддержать.

В дверях Бунчук столкнулся с Кутнем, чуть заметно кивнул ему головой, поднял руку, будто приветствовал демонстрантов, и сказал:

— Все задания я выполню, товарищ первый секретарь райкома партии!

Кутень, маленький, сгорбленный, стоял посреди кабинета. У него дергался глаз, и поэтому казалось, что Кутень все время заговорщически подмаргивает собеседнику.

— Прошу садиться, — пригласил Кутня Мостовой.

— Нет-нет, я постою.

Пришлось Мостовому встать и проводить Кутня к креслу.

— Слушаю вас, Василий Васильевич.

— Хочу просить, чтобы вы, Александр Иванович, позвонили в Киев в Верховный суд… Пусть уменьшат срок, пять лет — это много. Он был пьян и… случилось.

— Я вам вчера по телефону сказал, что не имею никакого права вмешиваться в судебные дела. А во-вторых, считаю, что суд обошелся весьма гуманно с вашим сыном. Он — убийца… Только сломавшееся лезвие спасло жизнь Стеше… Понимаете? И все это лежит и на вашей совести.

— Я его воспитывал… — подморгнул Кутень, — а… он отбился от рук… Так что, не напишете?

— Нет, не напишу. Убийц нельзя защищать, да еще и всех тех, кто мешает нам жить — клеветников, чинодралов, карьеристов, анонимщиков. Они убивают души людские, веру.

— Если вы говорите о клеветниках и анонимщиках, — подморгнул Кутень, — то имейте в виду, Александр Иванович, что на себя я это не беру. Я не писал.

— Откуда вы взяли, что я имею в виду вас?

— Вы не сказали, а подумали, — заговорщически моргнул Кутень. — А я не писал. Бунчук писал и на вас, и на Гайворона, а я нет. Спросите у моей жены Надежды. Он и на меня писал анонимки в трест, будто я ворованной государственной пахтой откармливаю свиней и продаю мясо. А я пахту покупаю за собственные деньги, и у меня есть квитанции… Пусть народный контроль проверит. Что ж, я пойду. С комприветом, Александр Иванович… Думал, поможете, а оно…