Александр Золототрубов - След торпеды

— Ты, Акимушка, зря не едешь к невестке, — однажды уколола его Марфа. — Может, от Петьки народила тебе внука, да мается одна, горе свое сама несет… Совесть тебя не мучает?

— Марфа, ох ты и жестокая баба, прямо в сердце колешь… — Аким с трудом передохнул. Ей бы помолчать, потому как Акиму сделалось дурно, хоть и терпел он, а она стала говорить, что, мол, если Петр любил Ольгу, то не может она так быстро его забыть.

— Видать, у Ольги и адресок твой есть…

— Не греши, Марфа, — сердито отозвался Аким. — Будь адресок, она бы прикатила сюда. Ну, если не жить, то хоть бы повидать, какой у ее мужа отец-то.

— Боится тебя, должно быть, потому и не едет к тебе.

— А чего бояться?

— Сам же сказывал, что Петр к ней торопился на день рождения и свой катер угробил…

— Как же теперь, а? — вопрошал Аким. — Ехать мне в те далекие края или воздержаться? А может, черкнуть пару слов капитану судна «Кит»? Хотя чего бумагу портить, он, должно быть, про меня уже забыл… Нет, не поеду я… Ищи где-то под Воронежем Ольгу. Смеяться люди будут.

— Павка мой прихворнул, а то бы поехала я с тобой, — посочувствовала Марфа.

Потом, лежа на диване, глядел Аким в темное окно, и щемящая грусть одолевала его. За окном шумел дождь, струйки стекали по окну, и Аким невольно вспоминал те дни, когда ездил на далекий Север «хоронить» сына. По правде сказать, его давно мучила совесть, что не написал он капитану судна о том, как умер Петр. Не раз он собирался это сделать, а духу не хватало — стыдился и за себя, и за своего сына. Тогда он уверял капитана, что Петр — надежный человек, что море для него было главным в жизни. А что теперь?..

Жилось Акиму не в радость. Дни проходили серые, скучные. Уж кто выручал его, так это непоседливая Марфа. Она частенько навещала его: то огород поможет вскопать, то убрать картофель. Когда-то она не скрывала своей боязни, что ее сын пошел служить на границу. «Там пули что осы летают», — сказывала она. А теперь Василий стал прапорщиком и когда приезжал домой на побывку, Марфа наряжалась в костюм, прикалывала к блузке золотую брошь, которую ей подарила мать на свадьбе, и горделиво шагала по улице с сыном. А уезжал сын, она через два-три дня приходила к Акиму и жаловалась, что скучно ей без внука.

«У нее и сын, и дочь, а я один, как березка в поле», — завидовал Аким.

Рубцов свернул сеть, бросил ее в мешок и собрался было уже идти, как появилась Марфа. На ней платье из голубой шерсти, белая с красными цветочками косынка.

— Акимушка, доброе утро! — воскликнула она. — А я к тебе…

Аким бросил мешок, подошел к калитке, отворил ее, чтобы Марфа вошла во двор.

— Ты чего это, соседушка? — спросил он. И вдруг у него мелькнула в голове предательская мысль: «Вот если бы не было у нее Павки, сразу бы женился…»

— Чай, забыл, да? Моя Зоя закончила институт. Диплом получила. Я так рада, так рада, что и не высказать тебе. Вечеринка у нас… Придешь, а?

«Ну вот и твоя Зоя нашла свою судьбу, а ты Петра моего кляла», — подумал Аким. А вслух сказал:

— На рыбалку я собрался. Ты, Марфа, не серчай.

Она не обиделась. Сердце подсказало Марфе, почему Аким не хочет быть на вечере у ее дочери. Зою-то обманул Петр. Ох, как обманул! Но и его кара настигла…

— Я тебя понимаю, — тихо отозвалась Марфа. — Но разве моя вина в том, что Петр не взял Зою в жены? Может, и жил бы еще…

— Не надо, Марфа… Во мне любовь к сыну давно угасла. Вырвал я ее из своего сердца…

Мимо двора вдоль забора прошел дед с мешком за спиной. Серко зарычал.

— Лежи смирно! — прикрикнул на пса Аким. Ему хотелось, чтобы Марфа скорее ушла. Ведь не раз просил ее не трогать Петра, так нет же, снова защебетала. Но Марфа все стояла, о чем-то размышляя. И, чтоб сгладить свою неловкость, Аким спросил: — Павка-то где?

— Дома. Нога у него ноет. Видно, от осколка. И как он угодил на мину? Не одну сотню этих «лепешек» на войне обезвредил, а та, что нашли в балке, где пахали, укусила Павку. Ну, скажи, Аким, где справедливость? Павка трижды лежал в госпитале, горел в машине, тонул в речке… Сколько выпало на его долю! Потому и вся голова белая, словно мукой кто посыпал. А тут эта мина…

— Могло и убить… — поддакнул Аким. — Так ты, Марфа, поглядывай на мой двор. Я тебе свежей рыбки принесу.

Марфу позвала дочь, и она ушла.

Аким сел на приступок крыльца и мысленно перенесся на далекое Северное море, куда пять лет тому назад ездил «хоронить» сына…

Солнце поднялось высоко, лучи его палили нещадно. Акима потянуло в сон. Он привалился спиной к столбу и задремал. Очнулся от громкого лая Серка. Аким поднялся, хотел было открыть калитку, но какая-то женщина с мальчиком лет пяти, одетым в серые брючки и такую же серую кепку, сноровисто открыла щеколду и смело вошла во двор. Женщина — черноглазая, с лицом светлым, как на картинах русских художников, с косами за спиной. Мальчик что-то бросил собаке.