Александр Золототрубов - След торпеды

— Но он их вашей матери не отвез, — закончил Тарасов.

Марков кивнул на сверток с письмами.

— Вы их читали?

— Читал… Извините, но так надо было…

— А кто он, Колосов? — спросил Марков.

— Его отец был кулаком, — Тарасов вздохнул. — Когда он был на острове с вашим отцом, то поначалу помогал ему, даже рану перевязал, ягоды рвал… Там же отец написал свое последнее письмо. Он дал Колосову свой адрес и просил, если вдруг умрет, вещи и все письма переслать вашей маме. — Тарасов помрачнел. — Но на острове появились фашисты. Стали их пытать! Тут боцман и выдал вашего отца. Себя постарался выгородить, мол, сын кулака, отца большевики посадили в тюрьму за то, что сжег хлеб. Фашисты, чтобы убедиться в искренности, заставили его убить своего командира. И боцман это сделал. А своим доложил, что жил на острове Баклан, что капитан-лейтенант Андрей Марков скончался от ран у него на руках. После войны боцман тщательно скрывал правду. — Гость бережно снял со стены рамку. На фотокарточке Марков кому-то задорно улыбался. — Я был на заставе вашего брата, — вновь заговорил он. — Они там недавно задержали важную «птицу». И хотя нарушитель оказал пограничникам вооруженное сопротивление, уйти ему не удалось. Поиском диверсанта руководил ваш брат. Пулей у него с головы сорвало фуражку… Да, кажется, нарушитель имеет отношение к гибели корабля, на котором плавал ваш отец.

— Да? — Марков приподнял брови.

— Больше я вам ничего не скажу, — упредил его Тарасов. — Не положено. А вот письмо ветерана, друга вашего отца, осталось у меня. Позже верну его вам.

— О чем оно, если не секрет? — Марков поглядел на гостя из-под насупленных бровей.

— О том, как их корабль атаковала немецкая подводная лодка. Ветеран сообщает ее бортовой номер. Это важная деталь. И пока будет идти следствие по делу агента иностранной разведки Колосова, письмо будет у нас.

— Спасибо вам за все, — волнуясь, сказал капитан 3-го ранга, прощаясь с гостем. — Спасибо…

Когда Тарасов ушел, Марков стал разбирать письма. На него будто пахнуло войной. Пожелтевшие от времени листки бумаги, сложенные вчетверо. А вот фотокарточка. На ней мать с Игорем и Павликом. Она, как неживая, застыла в какой-то неестественной позе. Волосы подрезаны, белая шапочка сбилась набок. На оборотной стороне фотокарточки неровным почерком написано: «Папуля, это я с детками. Береги себя. Твоя Надя». И дата: «7 ноября 1943 года». На другой фотокарточке заснята группа военных моряков и среди них капитан-лейтенант Андрей Марков. Они стоят на палубе корабля и улыбаются. В уголке мелким почерком написано:

«Надюша, мы потопили немецкую подводную лодку. Мы победим! И я вернусь. До встречи. Твой Андрей».

«А вот и не вернулся», — грустно вздохнул Марков и развернул другое письмо. Неровные строчки, написанные, видимо, второпях, заплясали у него перед глазами.

«Милая моя Надюша! — читал Марков. — На Севере уже холодно, а у вас, по-видимому, еще тепло. Я и передать тебе не могу, как тяжело мне тут без вас и как сильно я скучаю. И в море, и на берегу, и даже во время боя ты всегда перед моими глазами. Я ни на минуту не забываю вас. Я очень счастлив, Надюша, потому что у меня растут сыновья. И теперь мне не страшно, если погибну; есть кому продолжить мое дело. Я знаю, ох как тебе нелегко там с малышами, но поверь мне, что здесь труднее. Мы все время в море, то сопровождаем транспорты, то ищем вражеские подводные лодки, то высаживаем десанты в тыл врага. Да разве одному мне тяжело? Сейчас весь наш народ сражается с заклятым врагом. Но теперь можно смело утверждать, что баланс войны в нашу пользу, как говорил нам командующий флотом адмирал Арсений Григорьевич Головко. Он был у нас на корабле, перед тем как мы выходили в море, вручал ордена. К медали «За боевые заслуги» у меня теперь прибавился орден Красной Звезды. Адмирал говорил, что победа близка, что она не за горами. Да и фашисты уже не те, какими были в начале войны. Недавно мы потопили транспорт, стали подбирать из воды гитлеровцев. Я подал одному фрицу руку, а он во вез горло орет: «Гитлер капут!»

Но война, Надюша, все еще идет, и я буду биться с врагом до последней капли крови. Ты можешь быть за меня спокойна.

Завтра снова уходим в море. Вернусь — сразу же напишу. Я прошу тебя, Надюша, побереги себя и наших сыновей. Очень я тебя прошу. Будь здорова. Твой Андрей».

«Милая моя Надюша!

Наконец-то могу тебе написать. Ты, видно, гадаешь, что такое со мной случилось, почему так долго нет вестей? Ничего страшного. Днем 15 июля в море, когда мы сопровождали караван судов и транспортов, налетели гитлеровские стервятники и стали нас бомбить. Два «юнкерса» мы сбили. Одна бомба все же угодила в корабль. Загорелась надстройка на корме, где находились глубинные бомбы и мины. Я кинулся туда стал сбрасывать все это в море, чтобы не взорвались от огня. На мне загорелась одежда, но ребята быстро загасили. В эту минуту, Надюша, я не думал о смерти. Клянусь тебе, дорогая, не думал.