Анатолий Землянский - Пульс памяти

Василий ничего больше не сказал связному. А сам все повторял:

«Под этим пупком, из-за тех вон дальних холмов обязательно полезут танки».

Василий говорил:

— Если вести речь о понятии человеческой радости, то наиболее ярко оно проявляет себя, пожалуй, на войне. Праздником праздников оборачивается в бою самое, казалось бы, простое: долгожданный гул своей артиллерии или самолетов. А если и то и другое сразу, значит, и радость двойная… Или взять прибытие пополнения… Прорвутся в критическую минуту под огнем из тыла два-три человека на помощь — и ты готов молиться на них… Ну, а если танки появились в момент, когда ты висел уже на волоске, тогда и самый тяжелый бой на миг прерывается: все ликуют. По-разному, правда: одни кричат «ура», другие сыплют в адрес врага торжествующие ругательства, третьи радуются молча, одними улыбками да глазами. Смотришь в эту минуту на людей и чуть ли не физически чувствуешь, как прибавляется в них силы и злости…

В тот день, у Северного Донца, на малюсенький плацдарм, занятый батальоном Василия, ликующая радость пришла с первым взрывом снаряда, упавшего в самую гущу атаковавших немцев. Невольный холодок, правда, коснулся сознания Василия — уж больно мизерны пространства, пустячное отклонение в прицеле, и свои снаряды станут опаснее вражеских, — но за первым взрывом среди мгновенно залегших немцев поднялся второй, третий…

«Филигранных дел мастер за работой?» — мелькнуло у Василия.

Даже невооруженным глазом видел он только что сплошные точки, точки — по всему пространству, уходившему ко второй траншее. Минуту назад эти точки были азартно подвижны и хищно напористы. Вскакивая и падая, они зловеще надвигались на траншею. Все ближе, ближе копошащийся муравейник. И кажется уже, что точки не просто перемещаются, а с пьяным старанием выплясывают под аритмию сгущавшегося треска автоматов, как под музыку. Стремительнее перебежки, пружинистее падения и вскакивания.

«Музыка» была уже на пределе, лавина наступающих немцев на глазах преображалась — из массы движущихся точек она превращалась в суматошно-белесое мелькание лиц. Сливаясь с сонмом вспышек автоматных очередей, мелькание становилось желтовато-плавленой метелицей, каждая частичка которой превращалась в звук и смерть.

И вот по этой метелице, там и здесь, широко разрастаясь по фронту, — взрывы, взрывы, взрывы.

Остро и гулко — вверх земля.

Немцы заметались, падая, поворачивая назад, расползаясь по впадинам и воронкам.

Василий повернулся к связному, громко крикнул:

— Первого!

— Есть, товарищ комбат.

Василий хотел сказать командиру полка только одно: огонь начат точно, ни в коем случае не менять прицел. И сообщить, что вышла из строя рация. Но связист, крикнув несколько раз в трубку: «Купава!.. Купава!», повернулся к Василию с виновато-беспомощным видом:

— Связь прервана, товарищ комбат.

Василий сказал на это только то, чего не мог не сказать:

— Связь! Немедленно связь!

— Есть, товарищ комбат! — Телефонист порывисто выметнулся из траншеи.

И не вернулся.

Василий послал второго связиста, а вскоре и третьего (без связи на таком хлипком пока плацдармишке никак нельзя), и только этот, третий, с поперечным рыжим шрамом через всю щеку солдат, где-то там, в аду переправы, нащупал неисправность. Когда он докладывал о выполнении приказа, Василий успел заметить, что узкий брезентовый ремешок каски солдата и шрам его, пересекаясь, образовали на небритой щеке правильный остроугольный крест.

— Первого! — громко потребовал Василий. Протянув руку, он ждал трубку и невольно, бессознательно смотрел на этот крест, такой похожий и не похожий на те, которые он, Василий, полуминутой раньше заметил в бинокль на башнях немецких танков.

— Танки! — крикнул кто-то рядом. — Товарищ комбат!.. Танки!..

Да, они все-таки поползли. И именно из-за тех дальних холмов.

А батареи все не было. И одной-единственной радостью оставалась пока пляска взрывов, кромсавших дальнюю половину межтраншейной полосы…

Телефонист протянул наконец Василию трубку:

— Товарищ комбат, первый у телефона.

Но на пути от руки к руке трубка опять онемела.

— Снова порыв на линии, товарищ комбат…

Василий не сразу поверил в услышанное, ему показалось, что это все же из трубки, из видавшего виды металлического раструба прозвучали слова:

— Товарищ комбат… батарея… выдвигается на позиции.

Батарея? Наконец-то!.. Только у кого это такой странный, хрипло булькающий голос?