Миша улыбается.
— Я не страшный… Это Владимир Солоухин написал… Мне пока так не сказать…
Нина Ивановна неожиданно крепко целует и обнимает Мишу.
— Ну и слава тебе господи! Я-то боялась, что это ты, Мишенька, сочинил… Я уж испугалась за Ирочку… Такие несправедливые слова… Как можно… просто не пойму я этого вашего Солоухина… Он что, сбесился, что ли — так писать о любви… Хорошо, что мой Вовочка не слышал… «Веять за горло»… «Задушить»… И кого?! Любовь!!! Нет! Этого я никогда, хоть сто лет, хоть двести проживу, не пойму, и все… И не смейтесь надо мной… — Нина Ивановна вскакивает и убегает в кабинетик.
Айвазовский задумчиво прохаживается по каюте.
— Понимаете, Михаил, я прожил довольно большую жизнь, часто выезжал в командировки, воевал пять лет и никогда не сомневался в жене… в ее чувствах ко мне… Я знаю твердо: если любовь есть, то она многое может выдержать, а если нет — то какой и спрос…
Водолаз Юра добавляет:
— Проще надо быть, Мишка! Ты бы ей сказал: «Жди меня, и я вернусь!» И все… А институты там и все такое прочее нечего припутывать… Для моряка жена — первое дело! В этом крепко все должно быть… Моряк должен знать, что на берегу его ждут, а то море слишком соленым становится…
Кончинский просовывает голову в люк.
— Плюнь, Мишка, и разотри как следует! Такого лихого маримана еще поискать! Я из-за них, трясогузок, мучился-мучился, а потом плюнул, и все! Теперь они мне даром не нужны…
Майка встает и грозит кулаком голове Кончинского.
— Так уж и не нужны?! А что мне вечером на ухо шептал, а?! Не слушай его, Мишка…
Юля дергает Мишку за рукав.
— А хочешь, Мишенька, я тебя со своей сестренкой познакомлю? Девочка — с ума сойдешь… Школу закончила с медалью… Художественной гимнастикой занимается теперь с утра до вечера… Она как раз мне недавно сказала: «Если уж любить, то только моряка военного — и больше никого!» Вот такая она у меня… Я уж…
В это время, никем не замеченная, на трапе появляется Иришка. Сосредоточенно выслушав последнее предложение, неожиданно низким голосом произносит:
— Михаил! Выйди на несколько минут…
Мишка вскакивает и молниеносно убегает на набережную. За столом неловкое молчание. Майка встает и направляется к трапу.
— Эх, Юлька, опять натрепалась… Один вред от тебя… Поедем домой, что ли… Спасибо, мальчики, за чай-сахар… а нам пора — завтра в утреннюю.
Взявшись под руки, уходят, напевая «Арлекино»…
Из кабинетика, оглядевшись, высовывается Нина Ивановна, принимается за уборку.
— Ну вот, насвинячили и ушли, а убрать за собой и в голову не пришло. Ну что это за девушки? Какие хозяйки из них могут получиться? Кому такие жены нужны… Оттого и разводов столько… Распустились все, мужчин не уважают… Да мой Вовочка… Если бы я хоть раз тарелку забыла помыть… Ух… Даже представить страшно… — Нина Ивановна на миг закрывает глаза и застывает с тряпкой в руке.
Водолаз Юра ворчит:
— Ладно, ладно… раскормила своего бугая… небось из-за брюха и нагнуться лишний раз не может…
Айвазовский с внезапной горячностью:
— Нет, нет! Вы не правы, Нина Ивановна! Я вот уже сорок лет тарелки мою и ничуть не стыжусь и не считаю себя этим униженным… Я, когда мою, то всегда представляю руки своей Зиночки… У нее удивительные руки… Руки, как у старых голландских мастеров! Пальцы достойны кисти Рембрандта — и вдруг мыть ими посуду?! Нет! Я всегда сам. И чисто получается…
Нина Ивановна вспыхивает:
— У вашей супруги пальцы, а у моего Вовочки грудь в орденах и характер геройский! Он у меня орел! Пушку у фрицев самолично отбил и на наши позиции приволок своим ходом! И чтобы он у меня после этого посуду мыл?! Да никогда, никогда я ему не позволю этого!!! — С презрением смотрит на тщедушного Айвазовского.
Художник моргает и бочком отходит за диван.
— Я тоже, между прочим, воевал… и не один год… да! Хотя, конечно, пушку… Нет… Пушку не брал — лгать не буду и не умею… а вот…
Боцман Юра неожиданно прерывает спор.
— Повоевали, поговорили — и ладно… А то начнем сейчас вспоминать… Только одними воспоминаниями и живем… Чуть что — и сразу воспоминания, хоть мемуары с каждого пиши — такие все герои… Для молодежи это, конечно, пример, но вот жить она должна своим умом, своей жизнью… А то получается: у одного дед орденоносец, у другого отец, у третьей мать и тетка — а сами-то вы кто? Сами чего стоите без бабок и мамок? Вот об этом пусть думают, об этом тревожатся, ночами не спят…
Читать дальше