Дмитрий Дурасов - Мальчик с короной

Кончинский нехотя подходит, рассматривает часики и возвращает Осе.

— Не плачь, невольник чести… Часики не меньше полутора сотен стоят…

Ося быстро сует часики в карман и как ни в чем не бывало продолжает:

— Хотел я этих артистов догнать… Да какое — пусто… Ищи-свищи… Подлецы… Один в сапогах на каблуках высоких, как у бабы, а другой все бубнил что-то за столиком: Брамапудра, Прона, Кырма какая-то… тьфу! Вот гады… У самих морда с варежку, а туда же, корчат из себя! Я бы таким интеллигентам… да по…

Юра тихонько выталкивает официанта из каюты.

— Иди, иди, Ося, тебе план надо гнать, а ты философствуешь вхолостую… Иди…

Ося, косясь глазом на Алибабаева, уходит. На набережной поворачивается и кричит:

— Эй, генацвале! Идем в ресторан! Обслужу на высшем! Корейку на ребрышке… Харчо огненный… Люля в собственном соку! Заходи! Пальчики оближешь… Для хорошего клиента армянский имеется… А, генацвале?

Алибабаев машет Осе:

— Нэ могу сегодня, уважаемый, устал… Дэл много сдэлал… Спать хочу — кушать нэ хочу…

Оська убегает.

Алибабаев улыбается.

— Какой хороший человек… Честный человек! Часы хотел отдать людям, догонял — нэ догнал! Редкий человэк…

Кончинский пристально смотрит на Алибабаева и, поняв, что тот не шутит, взрывается:

— Эх, Мустафа… Мустафа! Он такой честный, что сам себе не верит… Нашел честного… Да он без двадцатки домой не возвращается… Обсчитывает, обсчитывает вас, дураков… а вы ушами хлопаете… Эх ты, простота богова…

Кончинский машет в сердцах рукой и убирается к себе за шкаф. Алибабаев начинает собираться.

— До свидания… Домой поэду… Совсэм устал что-то… Еще раз большой спасибо, дорогие… Приезжайте… Скучать по вас буду…

Жмет всем руки. Нина Ивановна и девушки высовываются из кабинета!

— Товарищ Алибабаев, ваш бебешка заснул… Мы его в халатик завернули, а то он замерз на полу… Вы его на руки возьмите…

Алибабаев вяло машет рукой.

— Барана нэ надо… Пускай у вас будэт… На память дарю…

Уходит в ночь.

Водолаз Юра смотрит ему вслед и говорит:

— Хороший человек этот Алибабаев… Простой… У нас на фронте один землячок его воевал… Султан… Хороший парень — все звал к себе в гости после войны… И все обещали приехать к нему… Ведь знали, что не приедем, а обещали… Очень он родину любил… У нас, говорил, никогда зимы не бывает… Круглый год весна! Хлеб белый-белый, горы голубые-голубые… Горячий был парень, мы его иной раз связывали перед атакой, а то он Берлин бы взял со своим автоматом…

Юра грустно улыбается и идет на свой продавленный диван.

— Кончина! Иди мальца нашего подмени, нехай чайку попьет….

Кончинский лихо отдает честь и молнией взметывается на мостик. Чувствуется, что он порядком хлебнул из бутылочки и потому добр и уступчив.

— Топай, поэт, вниз! На грешную землю! Дай я тебя поцелую, друг…

Мишка отмахивается от поцелуя и спускается на палубу, нехотя садится к столу. Айвазовский пристально смотрит на него, недовольно хмыкает, трясет бородкой.

— Что с вами, корнет? С утра выглядели бодрым рекрутом, а сейчас скисли… У вас неприятности?

Мишка уныло отнекивается:

— Да нет, что вы! Все о’кей…

Нина Ивановна ласково смотрит на Мишу.

— Мишенька наш с девушкой своей поссорился… Не нравится ей, что он в институт поступать не хочет…

Мишка вскидывает голову.

— Да я хочу поступать, хочу и поступлю обязательно! Но никакой институт из меня поэта не сделает — я жизнь должен видеть! Сам все на своей шкуре испытать, перенести, а не по рассказам других — неужели она этого не понимает! Вы-то понимаете, что она не понимает?! Я флот во сне вижу, я без моря человеком не буду! Вам хорошо — вы плавали… И ты, Юра, и Кончинский, и батя мой, и мама — а я всю жизнь как в розовом мешке сижу… а мне ведь уже девятнадцать! А она не понимает… Хотите стихи?

Мишка, не дожидаясь согласия публики, читает с подвывом:

Девушки открыв рот, слушают Мишу.

— Вот это да-а… Даже жутко стало… Мы вас боимся, Миша, — вы, оказывается, страшный мужчина…