Анатолий Полянский - Село милосердия

Придя домой, а квартировал Гришмановский по-прежнему у деда Лукаша, чей домик стоял неподалеку от сельпо, он долго не мог заставить себя лечь спать. Ходил по комнатке, думал о том, что пора и им начинать активные действия. Может быть, создать из выздоравливающих самостоятельный партизанский отряд? Оружие, если поискать, найдется. С боеприпасами будет поначалу туговато, но и их со временем можно раздобыть. Взрывчатки тоже нет, а она очень пригодилась бы, если, к примеру, начать с диверсии на станции и вывести из строя железнодорожную ветку Киев — Харьков. Конечно, все надо согласовать с подпольем. Хватит с него одного выговора за недисциплинированность…

Мысли прервал осторожный стук в окно — два удара, после паузы еще три. Так могли стучать только свои.

— Ты? — удивился Гришмановский, увидев Кравчука.

— Обстоятельства заставили.

Кравчук прошел в комнату. После их последней встречи он еще больше зарос, похудел. На лице обозначились острые скулы. Глаза недобро щурились и воспаленно поблескивали.

— Несколько членов подпольного райкома арестованы, — сдавленно сказал Кравчук. — Какая-то сволочь продала…

— А первый секретарь?

— Товарищ Шевченко пока успел скрыться… Только работу развернули — и на тебе!

Кравчук устало опустился на стул, заскрипевший под его могучим телом. Дрожащими пальцами скрутил цигарку, жадно затянулся. Гришмановский, не переносивший табачного дыма, распахнул окно. В лицо пахнул морозный воздух.

— Зима на носу, — заметил Кравчук, — тяжко вам будет.

— А где легче? Читал, что товарищ Сталин сказал? Борьба предстоит упорная и длительная. Она потребует немало жертв…

— Знаю. Потому и пришел, нарушив свою же установку. Скольких бойцов ты сможешь отпустить?

— Большая часть уже ушла, но человек двести подниму.

— Подсчитай точно. Есть сведения, что скоро нагрянут каратели. Конечно, это может произойти не завтра, но вряд ли стоит дожидаться. Все, кто в состоянии, должны уходить, таково решение райкома. — Кравчук подошел к окну, выбросил окурок и захлопнул створки. — Тебе, Афанасий, тоже пора собираться в дорогу.

— А как же раненые? Ходят далеко не все…

— Не знаю. Думай. Но помни: тебе оставаться опасно. Горунович с девчатами управятся теперь сами.

— Нет, Григорий, взялся за гуж — не говори, что не дюж. К тому же я моряк, а капитан, сам знаешь…

— Тебе постановление райкома в письменном виде подать?

— Я коммунист и всегда безоговорочно выполняю партийные решения, но в данном случае… Давай не будем об этом говорить.

— Ну не знаю, не знаю… Может, ты по-своему прав. Мне пора. Добрый ты человек, моряк! — Кравчук на прощание стиснул Гришмановскому руку, на секунду прижал к себе. — Всех тебе благ! Будь жив!..

Заперев за Кравчуком дверь, Афанасий Васильевич разделся и лег. Беспокойные мысли теснились в голове. Вот и пришел их черед. Никто не может предугадать, как скоро это произойдет, но надо готовиться к худшему.

Заснул он под утро. Едва рассвело, как снова раздался условный стук. Под окном, переминаясь с ноги на ногу и ежась от холода в кургузом пиджачке, стоял Гладун.

— Беда, Афанасий Васильевич, — тихо сказал он.

— Что?!

— У нас сейчас полицаи побывали. Поповьянц и Лида Кулагина, жена его, арестованы! Их под конвоем отправили в Борисполь!

За ними пришли на рассвете. Постучали так, что содрогнулся дом.

— Эй, Евдокия! — раздался крик. — Где твои постояльцы?.. Скажи, пусть выходят по-доброму, а то выволочем!

Сара первой услышала шум. Она вскочила. Плохо соображая, начала торопливо одеваться. Выглянула в окно и обмерла. Возле крыльца стояли два дюжих мужика. У одного в руках винтовка, палец на спусковом крючке. Другой, много старше, седой и обрюзгший, барабанил рукояткой пистолета в дверь.

Поповьянц, спавший обычно лицом к стене, все еще ничего не слышал. Натрудившись за день, он вечером как подкошенный валился с ног.

— Что? Вызывают? — пробормотал хирург, не открывая глаз.

— Полицаи пришли!

Сон сияло как рукой. Рафаэль вскочил. Дверь с грохотом распахнулась, на пороге с пистолетом в руке стоял Павло Скакун.

— Собирайтесь! — рявкнул он. — Приказано отвести вас в Борисполь!

— Вы не имеете права, — шагнул вперед Поповьянц. — Я врач госпиталя, она — фельдшер. Нас ждут раненые…

— Заткнись, сука! Обойдутся твои большевистские калеки без лекарей. — Скакун толкнул Поповьянца в грудь. — Выходи!