Анатолий Полянский - Село милосердия

— Не пугайтесь, ради Бога! Свой я, артиллерист, под Артемовкой в бою был, — с трудом выговаривая слова, пробормотал вошедший. — Попить бы…

Женщина метнулась в кухню, набрала в ковшик воды, дрожащей рукой подала незнакомцу. Тот пил торопливо, захлебываясь. А Евдокия Михайловна стояла рядом и жалостливо глядела на изможденного, смертельно уставшего парня.

В коридор вышел Василий Ерофеевич. Окинул пришельца взглядом и все понял.

— Повечерять собери, жена, — коротко сказал он и, повернувшись к ночному гостю, добавил: — Заходи, будь ласков. В хате расскажешь, в чем нужда.

— За деревней раненых полно. Живые… Еще живые. Погибнут люди! — отрывисто заговорил Крутских, ибо это был он.

Когда взрывная волна отшвырнула его на болото, младший лейтенант потерял сознание. Сколько продолжалось забытье, он не помнил, очнулся в темноте. Сквозь прорехи в облаках выглядывали звезды… Он попытался приподняться и застонал от боли. Затылок разламывало, плечи одеревенели, спина, словно чугунная, не гнулась. Перед глазами все плыло, к горлу подкатывала тошнота.

Собравшись с силами, Крутских с немалым трудом выполз на пустынную дорогу. Пошатываясь, встал. Звезды то тускнели и расплывались, то становились радужно крупными, яркими. Он сделал шаг, другой, покачиваясь от слабости. Колени не слушались, подгибались. Хотелось лечь и снова забыться, но он пересилил себя. Пошел медленно, осторожно. Неожиданно споткнулся и упал на лежащего поперек дороги человека. Ощупал: руки стали липкими от крови. Приложил ухо к груди — сердце стучит… Сделав невероятное усилие, младший лейтенант поднялся и тут же услышал чей-то стон, чей-то вскрик…

«Сколько их? — с отчаянием подумал Крутских. — Может, и мои солдаты здесь? Помочь, немедленно помочь! Нужно найти людей, сам не управлюсь. Должны же быть поблизости жители?»

На хуторе стояла глухая тишина. Никаких признаков жизни. Даже лая собак не слышно. Крутских толкнулся в ближайшую хату пусто, в соседнюю — никого. Пошатываясь, вышел за околицу и медленно побрел по дороге. Им владело сейчас единственное желание — встретить хоть кого-нибудь. Не могли же все попрятаться, уйти, погибнуть!

Свет мелькнул внезапно — впереди, у самой земли. Даже не сразу поверилось в удачу. Может, галлюцинация? Он закрыл глаза, открыл — огонек продолжал гореть, манил, притягивал к себе, и Крутских, отбросив осторожность, пошел на мерцающую в ночи точку, все убыстряя шаг. Последние метры он почти бежал, с трудом удерживая равновесие, пока не наткнулся на изгородь. Перед ним оказалась хата с высокой крутой крышей. Крайнее оконце ее было освещено…

Пока Крутских ел, жадно глотая поданную Евдокией Михайловной заправленную салом картошку, Дворник, сидевший напротив, в упор разглядывал ночного пришельца. Глаза красные, припухшие, под ними темные круги, а ведь совсем молод, едва за двадцать перевалило. Руки дрожат, как в лихорадке. Видя, что парень все время порывается что-то сказать, он жестом останавливал его, приговаривая:

— Подкрепись, поговорим потом… Да не бойся, у своих ты. А насчет раненых мы уже знаем. Чуть рассветет — поедем.

— Нельзя ждать! — воскликнул Крутских. — Там же бойцы кровью истекают!

— Не агитируй, хлопец. Мы и сами с разумением. Только в темноте поисками заниматься толку мало. Кого во мраке сыщешь? Сейчас ложись, немного поспи…

Через пару часов Василий Ерофеевич выглянул в окно и решительно поднялся. Он разбудил сына, велел запрягать лошадей.

— Ты Ваню не брал бы, а? — попросила Евдокия Михайловна. — Мал он на раненых глядеть. Лучше я пойду…

— Нет, жена, по мирному времени он бы еще в маленьких ходил, а сейчас детство кончилось. Мужик он, пусть ко всему привыкает. А у тебя тут других забот полно. Поесть наготовь, да поболее.

— А где людей разместим? Не на один ведь день? — спросил Крутских.

— Ты прав, служивый, — отозвался Василий Ерофеевич, — квартирование — важный вопрос. Не занять ли нам детский сад? Он тут близко…

— Вот это дело!

— Так и поступим. Слушай меня, жена, — беря из рук сына вожжи, сказал Дворник, — детский сад отопри, соломой пол погуще притруси, чтоб, значит, людей не на голые доски класть… Ну, хозяйствуй!

Небо на востоке только чуть посветлело, когда со двора Василия Ерофеевича Дворника одна за другой выехали возы. Дребезжа и подпрыгивая на ухабах, они покатили по еще темной притихшей улице. За ними следом потянулись из села разномастные повозки и телеги.