Владимир Бутромеев - Любить и верить

Стало веселее. Как раз в это время привезли бетон. Прораб обрадовался, что на этот раз сразу все, что он заказывал. Начали бетонировать пол. Мужики из первой готовили стропила, мы с Коленькой кончали фронтоны. День был хороший, теплый, работали споро.

На обед мы тоже не поехали, решили, что кончим вместе с первой на час раньше. А когда первая распаковала свои «тормозки», наши тоже сели передохнуть. Мы с Коленькой даже не стали слезать с лесов. Посидели, поговорили. Коленька рассказал, что нашел вчера хорошие прутья для корзин. Он умел плести корзины, и от него все наши (кроме Пашки-немца) понемногу научились этому нехитрому мастерству, но плели обычно только для себя, — то корзина получится кривобокая, то нет удачных прутьев. А Коленька плел и для продажи. На прутья ему везло, он рассказывал, как находил их, тонкие, гибкие, длинные, и всегда много, и всегда случайно. Корзины у него получались аккуратные, красивые. Продавал по воскресеньям, около базара у ворот. На базаре нужно платить за место, да и как-то неловко среди завсегдатаев прилавка. Но у ворот иногда гоняет милиция. Поэтому Коленька ставил около корзин пятилетнюю дочку, а сам стоял в стороне и наблюдал. Если кто-нибудь выбирал корзину, он подходил, брал деньги и снова отходил. А если появлялся милиционер, Коленька делал вид, что он здесь ни при чем. Милиционер, попытавшись поговорить с насупившейся девочкой, уходил, и торговля шла дальше. Продавал он обычно шесть-семь корзин рублей на двадцать, рублей на пять покупал конфет детям, печенья и, веселый, счастливый, катил с дочкой на велосипеде домой.

Когда я пришел в бригаду, то мне показалось, что Коленька мой ровесник, а потом выяснилось, что он меня старше на двенадцать лет. Невысокий, всегда застенчивый, всегда с мешком для опилок. Опилки брали в столярке, кто живет поближе, — подстилать свиньям. Коленька жил далеко, но ему было по пути на машине, и когда мы подъезжали к столярке, он просил подождать, и все ожидали, только Пашка-немец ворчал, но тоже ожидал. А когда опилок не было, Коленька возвращался быстро, с пустым мешком и виновато улыбался.

— Ну что? — всегда спрашивал кто-нибудь.

— А разобрали уже, уже нету, — говорил Коленька и опять виновато улыбался.

Жену его, Юлю, в общем-то бабу крупную, постепенно стали, как и его самого, называть уменьшительно — Юленькой. Детей у него было четверо, и все дочки.

Пока обедали и перекуривали, прораб привез шифер. Коржа и Сергей-пулеметчик полезли ставить стропила, мы с Коленькой помогали им, потом наши кончили бетонировать и начали набивать латы, а потом таскали на крышу шифер. Кончили рано, во-первых, потому, что без обеда, во-вторых, складик был уже готов. Оставалось вставить окна и двери, но это уже делают столяры.

За день как-то много успели, хороший, удачный получился день.

Опять пришло пятнадцатое число, и все после работы стали собираться в столярке. Звеня, ставили в угол вилы — уже несколько дней нас снимали на солому, загружать силосные ямы. Пятнадцатого нам давали получку. На этот раз пятнадцатое пришлось на середину недели, и председатель мог не дать, затянуть до субботы.

На улице уже собирались холодноватые сумерки, и в столярке тускло горели две электрические лампочки. Земляной пол весь устлан стружками — некрасивыми, серыми. У станка лежала их целая гора — желтых, свежих, но тоже некрасивых, словно отгрызенных от дерева зубами механического рубанка.

Я посмотрел на стружки и вдруг вспомнил просторный подвал с окнами-бойницами, заполненный золотым осенним светом. Там на только что сделанной из добротной сосновой доски лавке сидят несколько плотников и весело балагурят. И все в стружках — золотых длинных витых серпантинах, спиралях. Стружки приятно пахнут смолой, и нет ничего красивее их. И я там стою, совсем еще маленький, лет пяти. Плотники дают мне самокрутку и учат, как затягиваться изо всей силы. Я затягиваюсь, все вокруг плывет, — и падаю на мягкие стружки. Меня с шутками откачивают, и все весело смеются.

Давно это было. Как хорошо, что в детстве было так много плотников и много осталось от их простых грубоватых шуток и разговоров, похожих на притчи.

Вот летним днем на лавочке у плетня сидят мой дед, Стась и Петрусь. Им всем за восемьдесят. Это старые, все понимающие плотники. А перед ними я, человечек лет шести, спрашиваю, есть ли бог? Только что брат сообщил мне, что, оказывается, есть бог, и он может творить чудеса, какие захочет. Я сразу же побежал к бабушке, но, кроме того, что бог — это Исус Христос, она ничего не знала, и я пошел к плотникам.