Игорь Муратов - Окна, открытые настежь

— Удрать? Да это же трусость!

— А если пойти, то что ей сказать? Я хотел бы всю правду…

— Ты с ума сошел! Наплевать ей в душу?

……………………..

«Вот так совет!» — с болью иронизировал Виталий, вспоминая вчерашнюю растерянность отца. Он винил его в нерешительности и в излишней сентиментальности, хоть и знал в глубине души, что и сам на месте отца не смог бы ничего посоветовать.

«Выходит так, что удирать — нехорошо, правду говорить — жестоко… Остается соврать: задним числом признаться в любви. Оставить в ее сердце ядовитые корешки надежды. А как, интересно, я сформулирую эту ложь? «Любил, любил, а теперь взял да и разлюбил». Ничего себе формулировочка! Не лучше ли совсем скрыться с глаз или прийти да и сказать: «Знаешь что, дружок, поморочили друг другу голову, да и разойдемся по-хорошему!»

Отцово «наплевать в душу» не давало покоя. Раньше у Виталия мимолетные романы сами собой кончались, а здесь… В чем дело? Не в том ли, что Тоня его полюбила? Что же теперь? Ему надо было после первых же нежных писем прекратить эту трагикомедию… Что же его сдержало? Жалость к ней или гаденькая мужская гордость: вот, мол, какие письма мне пишут! Впрочем, это неправда. Он никому, кроме отца, ни одного письма не показал… Ну, так, значит, сам перед собой хвалился…

«Наверно, скажу я ей эту «гуманную» неправду, — подумал Виталий. — Скажу, что любил».

Рабочий день, как всегда, начался с «пятиминутки». Дав задание, Рогань направился к центральному пульту и, словно часовой, стоял возле него все полчаса, пока Виталий не отрапортовал, что автоматическая линия к работе готова. Тогда Рогань торжественно нажал кнопку пуска, и началась работа.

Виталий каждый раз прятал усмешку, наблюдая, как старик «священнодействует». Это только у них, на второй линии, разрешалась такая «роскошь». На других линиях каждую секцию наладчики включали самостоятельно с ее секционного пульта. Так было проще и безопаснее. Но для Роганя это было бы непоправимой утратой. Пуская всю линию, он чувствовал себя полновластным хозяином этого сложного, не совсем понятного ему хозяйства.

Усатый ветеран, обойдя линию и проверив несколько диаметров, забрался в свою стеклянную будку и вот уже сидит там, как сом в аквариуме: «гениально дремлет». Автором этой шутки был Юлик Турбай, сметливый и острый на язык весельчак.

«Гениальность» дремоты Роганя была подмечена Юликом во время собрания, когда старик, сидя в президиуме, важно опускал веки, будто старательно рассматривал свои ордена. В самом же деле он преспокойно клевал носом. Но стоило оратору сказать что-нибудь такое, с чем Рогань был не согласен, тот, не поднимая век, бросал убийственную реплику и снова отключался для сна.

Сейчас Рогань сквозь приоткрытую дверь будки наблюдал, как Жорка Мацкевич наводил порядок в инструментальном шкафчике. Наблюдал и думал о чем-то своем.

Счастливый Рогань! Он пришел сюда мастером, когда наладка была уже закончена, когда были устранены малейшие дефекты, связанные непосредственно с конструкцией; когда после долгих экспериментов наконец нашли нужную смазку, а стружка больше не бесила наладчиков, засоряя точные механизмы. Он с подчеркнутым благоговением склонялся перед чудом автоматики: не допускал даже мысли, что и здесь, в МХ-2, может произойти серьезная авария. Бригадиром на его линии был Виталий Письменный — молодой «бог автоматики»; о чем ему тревожиться?

«Пора старику на пенсию», — не раз думал Виталий. Он хоть и уважал Роганя, но не принимал его «всерьез». Для Виталия прославленный кадровик был символической фигурой, героем первомайского очерка, где говорится о дореволюционных маевках. Поэтому все, что касалось Матвея Спиридоновича, начиная с его революционного прошлого и кончая «отеческой заботой о молодых», как писали о нем в газетах, казалось Виталию чем-то давно известным, уже не раз слышанным.

Виталий еще раз обошел все секции, перекинулся с Жоркой двумя-тремя недобрыми словами о БИХ [3] БИХ — бюро инструментального хозяйства. , где задержали вчера переточку инструмента, и с удовлетворением заметил, что настроение у него улучшилось. Автоматизированный цех требовал напряженного внимания и вытеснял из головы все, что не было работой.

В обеденный перерыв Виталий даже развеселился. Только собрался позавтракать, как услышал где-то за стеной голос: «Какие задачи у бригадира на линии? Прежде всего он проверяет инструмент, крепление инструмента… каждый шпиндель в отдельности… Бригадир проверяет всю линию, а наладчик свою секцию… У нас на линии есть специальные карты отработанного инструмента…» Что за черт? Голос был поразительно знаком. Виталий обернулся. Никого. Что же это? Радио? Слуховая галлюцинация? «Мастер также, — продолжал таинственный голос, — после запуска линии проверяет выборочно все размеры («или перекладывает эту работу на меня», — подумал Виталий)… Проверяет отверстия по диаметру или на глубину… Например, резьбу с диаметром сто сорок, выточку под уплотнительное кольцо…»