Игорь Муратов - Окна, открытые настежь

Могут сказать: «Все это сейчас только воспоминания…» Ну так что же? А не будь воспоминаний, что бы ему оставалось? Торопливые, несовместимые с возрастом поиски какого-то нового личного счастья? Разве может самая точная репродукция воссоздать неповторимый оригинал? «Репродукцию» и сейчас еще не поздно… Не поздно?

Говорят, время все лечит. В какой-то мере это так. Но нельзя, чтобы, излечивая раны, оно зачеркивало то, в чем состоит сущность жизни. Кто как, а Микола Саввич не отдаст своих воспоминаний.

Всяко бывало им с Поленькой. Когда кулеш, когда жидкая каша, а то и просто водица. И хоть сыну не довелось, как отцу, босиком щеголять, все равно тяжелая жизнь родителей не прошла и для него бесследно. Не узнал настоящего лиха, но цену ему знает. А то, что у него иногда неуместная ирония… это все наносное, это не от натуры: от моды. Корень сыновнего характера лежит в прошлом родителей. В их любви. В верности. Кто же посмеет сказать, что все это лишь воспоминания, которым пора на покой?

По пути на завод Виталий попробовал оценить вчерашний разговор с отцом с «философских позиций». Но у него ничего не вышло. Он и сегодня был сердит на отца за излишнюю прямолинейность. Получается, что он, Виталий, законченный негодяй.

Вышло что-то похожее на допрос:

— Ты говорил этой Тоне, что любишь ее?

— Нет, не говорил.

— Значит, писал?

— Ни разу.

— Почему же она пишет так, будто уверена, что ты любишь ее?

— Не знаю. Очевидно, думает так.

— Думает?! А разве она ни разу не спрашивала об этом?

— И хорошо делала, что не спрашивала.

— Почему?

— Ну… как тебе объяснить? В таких случаях большей частью обе стороны избегают излишних уточнений.

— Как?! Вы были… настолько близки и ни разу не сказали друг другу о своих чувствах?

— Я говорил, что она нравится мне.

— И ей этого было достаточно, чтобы… Виталию стало неловко от этого искреннего недоумения. Сначала он думал просто так посоветоваться, не хотел показывать письмо, но побоялся, что отец с его архаично-добродетельными взглядами представит Тоню не такой, какая она в действительности. Выдумает какой-нибудь отрицательный персонаж из современных комедий. Какую-нибудь женщину, с которой можно распрощаться, не прося ни у кого совета. А на словах Виталий не сумел бы передать всю сложность ситуации. Надо с нею кончать, но неизвестно, как это сделать, чтобы не обидеть Тоню, не причинить ей лишней боли…

И снова в уши лез вчерашний разговор с отцом:

— Извини, но я не понимаю… Как это вообще могло начаться у вас, если не было ни слова о том… Ну о том… о любви!

— Папа… извини, это — наивно… Сначала у нас был курортный роман. Неужели ты не знаешь, что для курортных романов вовсе не обязательно…

— Допустим. А потом?

— А потом, когда она стала ездить ко мне из Заболотного… Словом, это затянулось, и я виноват, что не нашел в себе силы и не сказал ей сразу…

— О чем?

— О том, что не люблю.

— Разлюбил?

— Нет. И не любил.

Виталий припомнил, как отец при этих словах побледнел.

— О том, что ты не любишь ее, тоже не говорил?

— Еще нет. К слову, она никогда об этом не спрашивала.

— Что же ты хочешь от меня? Какого совета? Жениться или нет на женщине, которой ты морочил голову, но которую не любишь?

— Нет. О женитьбе и речи быть не может. Да это и не нужно никому. По-моему, Тоню устраивает существующее положение вещей… Я хотел, чтобы ты посоветовал одно… Как сделать, чтобы ей не было очень больно.

— Это неправда! — схватил его отец за руку. — Не может быть, чтобы ты… Нет! Вы любите друг друга. И ты просто боишься общественного мнения… бабьих сплетен. Процедуры разрыва с мужем, ответственности за судьбу чужого ребенка… И если ты собираешься пожертвовать своими чувствами во имя покоя, то послушай меня: не надо бояться! Ничего не надо бояться! Твоя мать… Ты же знаешь, она была дочерью раскулаченного. Нашлись такие друзья, пугали меня: «Испортишь анкету», «Замараешь биографию». Я не обвиняю их, даже тех, кто потом, когда мы женились, исключал меня из комсомола. Было такое время… Да разве я поддался? Я знал свою Полю и…

— Ты любил ее! — глотая горячий комок, подступивший к горлу, закричал Виталий. — А я не люблю! Понимаешь?! Не люблю и не любил никогда. Она сама себе создала эту иллюзию, без моего участия. И теперь, когда с этим надо кончать…

— Вот так ты ей и скажешь: «Пора кончать», «Не люблю»?

— А что же мне делать? Я не отвечал на письма. Решил совсем не встречаться. Я бы и в этот понедельник не пошел… А может, и правда так будет лучше?