Эта дорога ей хорошо знакома. По ней она ходила к Вите Хомякову, к маленькому соседу Славке, когда он заболел корью, проведывала всех учеников, кто попадал в больницу.
Учитель — как много стоит за этим! Не только дать знания — научить добру, достоинству, гражданству. Вся жизнь на самоотдаче, и этого, выходит, мало. Нельзя было упускать Игоря, надо было бороться. Ведь она многое поняла после визита к нему домой.
Все еще не верилось, что человек может быть потерян. Но иллюзиями себя тешить не надо — может быть потерян, может. Предатель. Продажная шкура. Палач. То, что в родителях накапливалось постепенно, дало такие буйные всходы в молодом, полном сил Игоре. Горький урок всем…
Однажды она попыталась поговорить с Игорем; увидела из окна школы алую кубанку в сквере, послала шестиклассника — чтоб Игорь зашел в школу. Мальчик вернулся один, смущенно сказал, что Игорь прийти отказался. Тогда она сама пошла к нему. Игорь покосился на нее, но не встал; сплюнул, плевок шлепнулся на землю между ними, как раз посредине. Тут бы ей повернуться и уйти, но сказала, хотя понимала, что это все ни к чему:
«Отойдем в сторонку, я хочу с тобой поговорить».
Он, нагло ухмыляясь, глядя прищуренно, снизу, ответил:
«Это мои друзья. Секретов у меня от них нет».
Никто из «друзей» не пошевелился. Они все сидели, а она стояла под их насмешливыми взглядами. Вспомнить стыдно, как это было глупо, беспомощно! Как будто цепляясь за соломинку, настойчиво повторила:
«Отойдем…»
Игорь вспылил:
«Хватит меня воспитывать! Не старайтесь, я так и буду жить невоспитанный! Мне так удобнее! Выгнали из школы — будьте довольны, и привет вам с кисточкой! Пошли вы все со своими моралями подальше!»
Он приподнялся и выпустил ей дым в лицо.
Чуть его не ударила. Остановило то, что в окнах мелькали глазастые лица учеников.
Ушла униженная. Жалкая попытка, так ей и надо. Как они беспомощны со своими моралями, разговорами — учителя, родители. Что могли дать разговоры в этом варианте с Игорем! Но ведь есть и другой путь — принуждение. Разумное, обоснованное принуждение. Нужно было заставить Игоря учиться, работать. Кто должен был это сделать?
Регина Чеславовна шла медленно. От этих воспоминаний и самобичевания разволновалась, дышать стало совсем трудно.
Кто-то догонял ее быстрыми, молодыми шагами. Оглянулась — Ольга Матвеевна в своем куцем плащике.
— Вы куда, Оленька? — спросила ее. — Нам по пути?
— Да, Регина Чеславовна. Не могу сейчас остаться одна.
Регина Чеславовна продолжала думать, теперь вслух, будто Ольга Матвеевна слышала все ее прежние думы:
— Учитесь, Оленька, на наших ошибках. Всю жизнь учитель должен учиться, накапливать опыт, знания. Не признаю закостеневших авторитетов: раз учитель — значит, прав. Не заметишь, как отстанешь, будешь не впереди, не вести, а путаться в хвосте и кричать вдогонку. Критическое отношение к себе, самоанализ — это для учителя обязательное. Прав только справедливый, умный, знающий учитель, а не просто учитель… К сожалению, не все наши ошибки и просчеты можно исправить. Того, что случилось, я себе никогда не прощу!
— А что можно было сделать? — расстроенно спросила Ольга Матвеевна.
— Не знаю, но — можно, не такие уж мы беспомощные перед подлостью и ложными авторитетами.
4
Володя Сопенко догнал Симу. Она шла одна и почему-то в противоположную от своего дома сторону. Шла медленно, ссутулившись, наклонив голову; ее руки машинально крутили поясок от жилета. Обогнать ее Володя не мог и вот так идти сзади — тоже…
Сима не замечала, что кто-то идет за ней, думала о своем, очень грустном. Володя ощутил жалость, ему захотелось положить ей руку на плечо, чтоб оно не сутулилось. Чувство это было неожиданным, непривычным.
Но разве Сима — не сильная? Разве так просто пережить то, что она пережила сегодня, когда стояла на сцене перед комсомольским собранием, или тогда, когда он пришел за исповедью и бросил ее одну в саду? А ведь она ни словом, ни взглядом никогда не упрекнула его, старалась быть спокойной, прежней, и никто, кроме него, не знал об этом. Нет, знал — Алеша. Подошла такая минута — они часто разговаривали на разные темы, — когда он сам все выложил Алеше. Ведь его поступок не давал ему покоя, что-то мучило его.
Алеша удивился:
«Ты же сам рассказывал, какие есть замечательные женщины. И я тебе поверил, и Таня теперь со мной. А разве мужчины — хуже? Ты любил Симу?»
«Не знаю».
Читать дальше