Майя Фролова - Современная девочка

Подходя к общежитию, Иванна увидела Володю. Она так и не поняла, ждал ли он ее или просто возвращается откуда-то. Володя остановился, остановилась и Иванна, смело посмотрела ему в глаза.

— Иванна, ваше имя звучит, как «Мадонна»…

— Ну и что?

— Нет, ничего. Просто я хотел предложить вам свою помощь. Вы одарены от природы, но этого мало. Нужны систематические занятия, образование.

— А я ведь учусь. И мне помогает Сима. — Иванна вдруг почувствовала себя по-женски мудрее этого книжного умника, сказала просто, без ломаний: — Ничего у нас с вами, Володя, быть не может. Вы любите тех, кто чем-нибудь сверкает, а просто людей не любите. У меня своя дорога. Может быть, вы необыкновенный человек, поэтому и ищете необычных людей. А я — обыкновенная Иванна, никакая не мадонна, все это вы придумали. Буду учительницей в селе…

— Но вы же погубите свой талант!

Иванна засмеялась:

— Смешной вы. Все о талантах говорите… Ну, мне пора.

Володя смотрел ей вслед. А могла ли стать Иванна его избранницей? Ведь у нее еще такая непробудившаяся душа…

Как мало нужно, чтоб было хорошее настроение: нужно, чтоб приснился сон, где ты, как и прежде, здоров, среди людей, такой же, как они.

Алеша никогда не видел себя во сне калекой. Сердце не смирялось с болезнью, не хотел верить и помнить мозг, сопротивлялось тело противоестественной неподвижности ног.

Приснилось ему одно из давних утренних пробуждений. Он вышел на крыльцо, не этого большого каменного дома, где с низенького крыльца ничего не разглядишь, кроме такого же серого дома через улицу, а того маленького, в котором родился и жил до войны.

Дом стоял на взгорке, окнами на улицу, высоким крыльцом в сад, дружно сбегающий с соседскими садами к маленькой речушке. За речкой небольшой зеленый лужок, где перекатывалась за мячом крикливая гурьба ребятишек, по краям паслись телята и гуси, дальше сады и дома снова карабкались на взгорок. Дома с Алешиной улицы и те, на взгорке, перебрасывались солнечными зайчиками. Одни слали ярких, игривых, утренних, другие — вечерних, алых, тяжеловесных.

Он стоял на крыльце. Густо и сочно зеленела листва, а небо было не голубым, как обычно в такое утро, а густо-фиолетовым, по нему шарили прожекторы, высвечивая тесно летящие самолеты. Алеша знал: это не вражеские самолеты, свои, и летят они не в бой, а праздновать победу. Самолеты выпускали яркие купола парашютов, на краю неба, у горизонта, салютовали орудия. Это был Праздник Победы, который Алеша так и не увидел, потому что лежал в госпитале. И он радовался, что все-таки увидел этот долгожданный праздник. Как хорошо, когда кружат по небу мирные самолеты и орудия гахкают не для войны, а для мира.

Алеша смотрел и чего-то ждал: будет еще что-то хорошее, очень хорошее. Да, так и есть. Расстилаясь, хлопнул купол парашюта, из-под него выскользнула Таня и побежала к Алеше. Хотя расстояние было маленьким, бежала она очень долго, и он не выдержал — шагнул ей навстречу раз, другой, был такой сильный и легкий, что вдруг взмахнул руками и полетел…

«Таня! Таня!» — крикнул, пугаясь, что пролетит мимо, и в тот же миг ощутил на своих руках теплые руки Тани…

Почему сны всегда кончаются там, где вот-вот должно случиться самое хорошее? Или сердце так прыгает от радости, что будит человека?

Подошла мама, поправила одеяло, молча села рядом. Его неистовая мама. И когда только она спит?..

Никого не осталось из их большой семьи — он да мама. И дом тот, где на высоком крыльце ловил он еще не проснувшимся лицом радостных зайчиков, остался только во сне. Отец и старший брат погибли на фронте. Младшего убило дома залетевшим в окно осколком. Сестру завалило в погребе во время бомбежки…

Дома своего они больше не увидали — дымящаяся, шевелящаяся, будто живая, земля…

Шли, шли, шли, видели таких же, как они, отупевших усталых людей, выбирающихся из этого грохота и ожившей земли. И когда он вдруг был отброшен от матери какой-то новой силой, он уже ничего не боялся — ничего больше не принимала детская душа. Один так же куда-то шел, тянулся за людьми, голодный, ни о чем не думающий, пока его не подобрали солдаты. И все, что происходило до этого, было как будто не с ним, а с другим мальчиком, которого вела за руку мама, а потом мамы не стало…

Стал сыном полка, бойцом Алешей. Было хорошо среди людей, которые знали, что делать на войне, не тупели, не дичали, били фашистов и оставались такими же людьми, как обычно, — шутили, пели, писали письма, чинили сапоги. Алеша вспоминал только то, что было до войны: его память перескакивала через страшную полосу, душа защищалась, не могла справиться с такой тяжестью.