Иван Коробейников - Голубая Елань

— Та-алов-ка!..

Пассажир этот был Алеша Янов. Решительно подхватив чемоданчик, он отвернулся и зашагал от вокзала в сторону поселка.

Вокруг обледеневшей водокачки и бревенчатых складов гулял, поднимая снежные вихри, пронизывающий северный ветер. Не хотел март дружбу водить с непостоянным — середка на половине — месяцем апрелем. Пришлось Алеше поднять воротник пальто, чемодан — под мышку, а руки в рукава. Тешил себя тем, что отогреется у знакомой старушки, у которой всегда останавливался, заезжая в Таловку из Застойного.

На осторожный условленный стук во дворе раздался хриплый, по-злому короткий лай. Алеша опешил. С чего бы это старуха завела собаку? Постучал сильнее. Никто не выходил. Собака продолжала лаять. Уж не ошибся ли он? Алеша прошелся вдоль палисадника, присмотрелся. Нет, дом тот самый. Вон еще под карнизом знакомая жестинка: «Страховое общество «Россия» 1896 г.» Алеша постучал снова. Наконец-то на крыльцо вышел закутанный в черное человек. Мужской сердитый голос спросил:

— Кто такой?

Собака не унималась. Голос хозяина словно наддал ей ярости.

— Мне Маремьяну Саввишну, — кричал через глухую калитку Алеша.

— Нету такой.

— А где она?

— Тебе сказано — нету. Проваливай. Посадили твою Саввишну… — Алеше стало жарко.

— Как посадили?

Человек на крыльце, справляя малую нужду, ворчал. Сквозь лай собаки доносились только отдельные слова.

— Шляются тут… недобитки кулацкие…

Алеша не слушал уже. Он шагал по улице и думал: «Что же это такое?.. И где же ночевать?» Оставалось снова идти на станцию и ждать там до утра. Пересекая базарную площадь, Алеша увидел два освещенных окна во втором этаже районного Дома Советов.

«Наверное, дежурный райкома, — подумал он. — А почему бы мне не зайти. Там, в коридорчике, есть скамьи. Пожалуй, вздремну до утра. Или на худой конец спрошу, где МТС. Хотя там ночью тоже поди-ка не скоро прорвешься…» После некоторого раздумья Алеша повернул на огонек. Входная дверь была открыта. Алеша беспрепятственно вошел в темные сени, по знакомой лестнице на ощупь поднялся на второй этаж. Фрамуга одной из дверей указала ему на то, что он искал. Он постучал.

— Да, да. Войдите, — раздалось за дверью.

Алеша потянул на себя дверь и ступил через порог.

В комнате за столом, заваленным поверх красного сатина бумагами, сидел человек в очках. Склонив немного седую голову к левому плечу, он быстро писал, подергивая рукой. Алеша остановился.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — не поднимая головы, ответил человек, а немного погодя сказал: — Ну, что же вы остановились? Проходите… — и сделал легкую паузу, во время которой пробегал глазами написанное. — Садитесь. Одну минуточку. — И снова принялся писать, поворачивая голову за убегающей строкой, поблескивая очками.

Алеша не верил своим глазам. И этот ровный голос, и эта манера писать, чуть склонив голову, и что-то еще другое не оставляло никакого сомнения. Алеша не вытерпел.

— Геннадий Андреевич! Вы?!..

Кремлев вскинул голову и минуту смотрел на Алешу строго и внимательно. Затем снял очки, и добрая радостная улыбка озарила его усталое, чуть бледное лицо.

— Алеша?!

— Он самый, Геннадий Андреевич.

Кремлев вышел из-за стола, и они обнялись.

— А мы с Марией Васильевной тебя в субботу ждали.

— Вы ждали меня?

— Как же. С каким же это ты приехал?

— С пригородным.

Геннадий Андреевич смотрел на часы.

— Так чего же ты? Где же пропадал? Впрочем, садись, садись. Рассказывай.

Алеша сел. Геннадий Андреевич примостился рядом с ним.

— Так вот ты какой!..

— Геннадий Андреевич, а Мария Васильевна разве тоже здесь?

— Куда иголочка — туда и ниточка. Я ведь здесь работаю. Секретарем райкома. Обком направил. С повышением… А как же… Район-то ведь Таловский теперь не меньше поди-ка Франции. Территория, скажу тебе, — Геннадий Андреевич лукаво подмигнул. — Ну ладно, расхвастался.

Без очков, в светлом костюме он выглядел по-домашнему уютным.

— Чего смотришь? Состарился?

— Нет, что вы!..

— Да уж, конечно, состарился. Вот и ты уже не такой петушок, что был. Оперился, в начальники попал. — Кремлев задумался. — Да… Ну да ладно, ладно. Не буду портить удовольствие поговорить как следует. — Он встал. — Я займусь минут десяток, а ты посиди. Закончу вот только кое-какие дела и пойдем ко мне. Повечеруем. А Мария Васильевна как рада будет.

— Геннадий Андреевич! Да ведь уже час ночи!..

— Разве? А, смотри-ка. Верно, верно. Действительно второй, — пробираясь за стол, на ходу рассматривая часы, говорил Геннадий Андреевич. — Ну, ты все равно посиди. Откладывать нельзя, да и расчета нет.