Пауль Куусберг - Кто он был?

Аннес чувствовал себя беспомощным, бессильным. Он все яснее сознавал, что не сможет помочь Рихи. Если уж полковой комиссар не видит никакого выхода, то едва ли он, Аннес, сможет найти его. Он считал Мааланда откровенным и рассудительным человеком, который не бросается словами, знает, что говорит. И все же Аннес решил еще раз сходить в штрафную роту, чтобы снова и более основательно поговорить с Рихи. Если он хочет постоять за него, то он должен точно знать, что с ним произошло после того, как ему удалось перейти границу. Он должен знать обо всем детально. И то, с какой целью и с каким заданием Рихи нелегально переходил границу, и то, за что его наказали. Высылка из Москвы — это ведь наказание. Он, Аннес, не знает самого главного: был Рихи членом партии или нет. В корпусе он на партийном учете не числился, значит, он или исключен из партии, или никогда в ней не состоял. Аннес не сомневался, что Рихи был связан с подпольщиками, не сомневался, что Рихи был и есть большевик, но он не знал и не знает до сих пор, являлся ли Рихи членом действовавшей в подполье партии. Это он должен знать. Чем занимался Рихи в Воронеже? Когда вступил в Красную Армию? Он не знает о нем самого существенного и хочет ему помочь! Лишь когда он будет знать о Рихи все, лишь когда он сможет точно ответить на все касающиеся Рихи вопросы, он, возможно, будет в состоянии что-нибудь сделать. Аннес понимал также и другое, — что у Рихи нелегко все выведать, он не обязан ему что-то рассказывать, быть может, ему даже запрещено это делать. Теперь-то Аннес догадался, что Рихи не потому вначале не хотел с ним говорить, что не узнал его или питал к нему какую-то вражду, а потому что не хотел бросать на него тени. Видимо, считал и считает себя настолько скомпрометированным, что боится, как бы знакомство с ним не пошло другому во вред. Из великодушия, не из мелочности Рихи старался отдалить его от себя. Возможно, Рихи и в дальнейшем будет поступать так, чтобы уберечь его. Как бы там ни было, он не должен отступать. Должен суметь убедить Рихи. Ради него самого, а также ради Тийи, ради их ребенка. Ради восстановления справедливости.

В штрафной роте он Рихи не застал. Два взвода отправили на фронт. И красноармеец Рихард Хурт был среди отправленных.

Аннес вернулся из штрафной роты подавленный. Где-то в глубине души он почувствовал облегчение. С плеч его словно бы свалился неимоверный груз. Груз, который он все равно не смог бы нести.

Аннес испугался, что почувствовал это.

Перевод А. Тамма.

С вечера Аннесу не спалось. Обычно он засыпал быстро, правда, не так мгновенно, как капитан Нааритс, — тому стоило только лечь и укрыться шинелью, как он сразу же начинал тихонько похрапывать, — но минут через десять засыпал и Аннес. Все они — и Нааритс, и капитан Нийн, и старший лейтенант Килламеэс, и он сам — были люди молодые, моложе тридцати лет, большую часть дня проводили на воздухе, да и шагать приходилось почти ежедневно по меньшей мере километров десять: полки и спецподразделения располагались в трех, четырех, иные даже в десяти километрах от штаба дивизии, и случалось, что нужно было обойти за день несколько частей. Не имелось в их распоряжении ни «виллиса», ни одноколки, ни даже верховой лошади, средство передвижения у них было универсальное — «на своих двоих», добирались, куда требовалось, пешим ходом. Поэтому бессонницей не страдали. Но никто из них не был таким уж соней, они часто до полуночи толковали или спорили по всяким общим вопросам или просто увлекались разговором, припоминая разные житейские случаи, события детских лет или смешные истории. Ценили добрую шутку и анекдотов знали немало, особенно Нийн. Накануне вечером Нааритс рассказал забавную историю о том, как он еще школьником смастерил ткацкий станок, ткань получалась шириной в семь сантиметров… А также машинку для валяния валенок. По его словам, он отправился с ними на выставку в Симферополь, выступал там наряду с прочими участниками, показывал зрителям, как работает ткацкий станок. Его хвалили, называли смышленым парнем, даже наградили медалью. Его младшему брату ужасно захотелось получить такую же медаль — простой кружочек, отлитый из бронзы, и он через два года помчался с тем же станком в Симферополь. Но его с позором отправили домой.