Пауль Куусберг - Кто он был?

Дольше комиссар на эту тему распространяться не хотел. Он перевел разговор вновь на статью, назвал с пяток командиров и красноармейцев, о которых следовало обязательно написать, кого нельзя забыть, и, по мнению Аннеса, эти люди были достойны хвалы. Мааланд распорядился также организовать в подразделениях смотр стенных газет, о чем вначале вообще не было разговора. С командирами батальонов и подразделений Мааланд обещал сам переговорить, его, Коппеля, обязанностью оставалось провести совещание редакторов стенных газет. Дать неделю подразделениям для оформления и выпуска спецномеров, посвященных восстанию в юрьеву ночь, после чего подвести итог. У Аннеса осталось впечатление, что подполковник придумал на ходу мероприятие со смотром стенгазет, чтобы у него не осталось времени заниматься Хуртом, чтобы было о чем думать. Мааланд словно бы хотел уберечь его от чего-то.

Аннесу показалось странным, что комиссар и Энгельман одинаково не советовали ему заниматься делом Рихи. Оба предостерегали его. Особенно Мааланд.

— Не советую вам играть с огнем, — так сказал ему подполковник.

Если Энгельман мог стращать его ради собственной корысти, то почему комиссар предостерегал его? Чтобы не опалил руки? В конце концов Рихи сам дал ему ясно понять, чтобы он держался от него подальше. «Нам обоим будет лучше, если ты мне позволишь уйти». Ведь Рихи сказал ему об этом совершенно определенно. Аннес ни одного слова Рихи не пропустил мимо ушей.

Его больно задел намек комиссара на Краткий курс. По мнению Аннеса, он достаточно хорошо знал историю партии. По крайней мере в объеме Краткого курса. Сразу, когда в «Коммунисте» стали печататься главы, он внимательно изучил их. В вечерней школе тоже детально проработали Краткий курс. Аннес, правда, временами улыбался про себя словам и вдохновению лектора, голос которого то нарастал, то переходил в полушепот, однако он внимательно следил за ходом его мыслей и аргументами: к слову сказать, они мало что добавляли к прочитанному. Сам же он прочел все, что перед войной появилось на эстонском языке из работ классиков марксизма-ленинизма. Работы Маркса и Энгельса он еще в конце тридцатых годов проглотил залпом, подобно тому как его сверстники обычно глотают криминальные романы. Впрочем, он с удовольствием читал и детективы, книги вообще его привлекали. Со школьной поры, еще со второго класса, он стал книгочеем. Комиссар прав, шесть лет назад он мало что знал о Троцком и других уклонистах, но не настолько мало, как думается подполковнику. С работами Сталина он познакомился незадолго до переворота. Все, что Аннес прочел об уклонистах, ему было трудно сопоставить с Рихи. Аннесу вспомнилось, что Рихи сам ругал Троцкого. И пожалел, что не сказал этого комиссару. Рихи выше всего ценил железное единодушие революционеров, проявление рабочей сплоченности, во всяком случае, Аннес так представлял себе прошлые разговоры Рихи. Он не мог быть ни двуликим предателем революции, ни вредителем, ни шпионом. Мааланд не знает Рихи, его знает он, Аннес, и он не смеет оставить Рихи, махнуть на него рукой. Что он будет за человек, если побоится встать на защиту своего товарища? Рихи тайно перешел границу не ради спасения собственной шкуры, хотя молодчики с улицы Пагери и держали его на прицеле, не ради личного блага и не затем, чтобы выдвинуться, а с партийным заданием, видимо, он надеялся узнать побольше об Артуре. Тийя опять оказалась права, теперь уже не было причины в этом сомневаться. Два с половиной года тому назад он не разделял ее опасений, молодые женщины обычно видят всюду чертей, но Тийя интуитивно угадала беду. Ее чувства оказались прозорливее его ума. Тийя как-то посмеялась над ним, что он больше верит книгам, чем собственным глазам и разуму, чем своему сердцу. Аннес не отрицал интуитивного мышления, но больше доверял опирающимся на факты логическим рассуждениям.

Аннес обещал Тийе сделать все возможное, чтобы добиться ясности в отношении Рихи. Вспомнил, как он хвастался перед ней, что она может быть в нем уверена. «Можешь быть во мне уверена». Именно так он поклялся, но что он сделал, чего добился в Таллине? После того как навестил Тийю, он сходил в горком партии и в ЦК, поговорил с несколькими старыми коммунистами, которые знали Рихи или должны были, по его мнению, знать его, расспросил также приехавших из Ленинграда в Эстонию работать партийцев, к сожалению, ничего путного не выяснил. Оказалось, что Рихи знали меньше, чем он думал: люди родом из Ленинграда и Москвы вообще не слышали о нем. Артура, правда, знали, но распространяться не желали. Старый Бронд сказал, что Хурт, конечно, мог нелегально перейти границу и очутиться в России, Хурт был человеком действия, но конкретных подтверждений у него тоже не было. Аннес не добился даже того, чтобы Таллин обратился в центральные всесоюзные органы с запросом, он так и не смог убедить в этом соответствующих товарищей, не насел на них энергичнее. Но кто мешал ему самому поехать в Москву, написать туда, мало ли что был занят выше головы и плохо говорил по-русски? Война вообще вымела Рихи из головы, в Ленинграде он ему уже не вспоминался, выходит, паршиво выполнял свое обещание. Какими глазами он после войны посмотрит на Тийю, если он теперь уйдет в кусты или ради собственного спокойствия оставит Рихи в беде. Конечно, вовсе не обязательно с Рихи должно случиться самое плохое, все солдаты в бою не погибают, не все раны смертельные, разве Рихи не может вернуться из штрафной роты с поднятой головой? Тут Аннес сдержал свое разогнавшееся воображение и сказал себе, что не смеет дальше рассуждать так, подобный ход мыслей лишь оправдывает бездеятельность. Ясно, что комиссар желает ему самого лучшего, как человек умудренный, Мааланд понимает, что он, Аннес, сражается с ветряными мельницами, но именно житейская мудрость не должна сейчас диктовать, как ему действовать.