Пауль Куусберг - Кто он был?

Так говорила Вайке, и Михкель признался, что действительно не смог прийти из-за собрания. Сказал, что это было не обычное мероприятие, что хотя он присутствовал на многих рабочих собраниях, но на таком еще не бывал. Просторный спортивный зал был заполнен до отказа, ни одного местечка не было, вдоль стен люди стояли, притиснувшись друг к другу. Пришли сотни людей, не меньше тысячи, а это значит, что рабочих уже не пугают наставления и запреты властей. Полицейских и шпиков из зала выгнали. Михкель долго рассказывал о том, кто выступал и о чем говорили, он все еще находился под впечатлением собрания. Правда, понимал, что это Вайке не интересует, она не проявляла никакого интереса к политике, самого малого, и все равно продолжал рассказывать. Он не мог иначе, должен был выговориться, поделиться с кем-то своими впечатлениями. Если бы Вайке не ждала его на улице, он бы поспешил к родителям и стал бы рассказывать им о том, что произошло сегодня в Рабочем спортзале. Сказал, что за многие годы впервые говорили открыто о том, что народ думает о правительстве, перед президентом были поставлены твердые условия, потребовали сформирования нового правительства, потому что власть Улуотса ничем не лучше власти Ээнпалу, которая все время затыкала народу рот. У Михкеля на собрании возникло ощущение, что это собрание означает начало чего-то нового. Во всяком случае ясно, что молчаливому состоянию времен Пятса — Лайдонера пришел конец, что рабочие больше не боятся властей, им придавало смелости пребывание под боком частей Красной Армии. После собрания Михкель под раскидистыми каштанами у Рабочего дома возбужденно обменивался мыслями с товарищами, все были одинаково вдохновлены, казалось, собрание зарядило их новым духом.

Вайке сперва терпеливо слушала его, но вскоре ей надоело, и она сказала, что в жизни есть нечто более важное, чем политика, чем разные там собрания, даже такие, на которых во весь голос говорят правду. Михкель спросил, что же это за нечто, и Вайке ответила одним словом, вернее, двумя. И эти два слова были: «Человек сам». Михкель хотел возразить, собственно не возразить, а уточнить, что и для него важнее всего человек, что на собрания он и ходит именно ради самого человека, но не смог этого сделать. Вайке снова крепко прижалась к нему, и ее тело было таким горячим и зовущим, что оно затмило все другое. Он ответил на ее зов, схватил в объятия, руки их ласкали и обнимали, они жили только друг для друга — и тут раздался стук.

Сильный стук повторился.

Михкель начал поспешно одеваться, крикнул: «Сейчас», за дверью его должны были слышать, он поймал себя на мысли, что голос был возбужденным, кинулся было в одних трусах к двери, но понял, что в подобном виде неприлично, что так он просто не мог выйти, и, лишь натянув штаны, пошел открывать.

За дверью стоял Сассь, Александр Раавитс. Никогда раньше Раавитс к нему домой не приходил.

Михкель не позвал друга в комнату. Из-за Вайке и чтобы тот ничего не заметил. Не хотел, чтобы Сассь понял, что у него находится женщина. Он старался стоять так, чтобы загораживать собой все. Ему было неловко.

К счастью, Раавитс и не пытался войти.

— Приходи сейчас же на Тынисмяэ, — сказал Раавитс без вступления. — Легавых не бойся, они, правда, шныряют вокруг Рабочего дома, но вцепляться зубами не станут. По крайности сегодня. Давай, и как можно скорей.

— Что случилось? — все еще чувствуя неловкость, спросил Михкель.

— Там узнаешь. Мне просто некогда, должен побывать еще в двух местах. — Раавитс сделал паузу и с усмешкой добавил: — Ну и сон же у тебя.

Улыбаясь, Сассь ушел, Михкель понял, что друг обо всем догадался.

Ему было неприятно.

— Ты уходишь? — Вайке, конечно, слышала их разговор.

— Да, — сказал Михкель, но вместо того чтобы надеть рубашку, начал снимать с себя штаны.

— Отправляйся, — произнесла Вайке. — Я ведь для тебя ничего не значу.

— Я иду ради самого человека, — пошутил Михкель и хотел было снова улечься рядом с ней.

— Не надо, — прошептала она словно бы сквозь слезы. — Не надо. Тебя ждут. Я так не хочу. Иди. Одевайся и иди.

Вайке оттолкнула его, встала с дивана и сама начала одеваться.

Ночь была светлая. Михкель ясно различал тело Вайке. И ощущал печаль, которой она была охвачена. И разочарование, и даже озлобление, которые исходили от нее. И которые он воспринимал.

Они оделись почти одновременно.

Михкель хотел обнять Вайке, но она отодвинулась.

— Иди, тебя ждут. Не позволяй дожидаться. Твои товарищи не такие, как я, которую ты можешь водить за нос своими обещаниями.