Надя при регистрации ребенка назвала его в честь деда Кириллом. Дед ожил, расцвел и стал относиться к Наде по-прежнему.
МАТЬ: — Павел зимой много работал. Он уходил в соседние русские села и башкирские аулы, шил сапоги, катал валенки. Я с утра топила печь, кормила Кирилку и бежала в сарай к нашей лошадке дать сена, попоить. Мы порешили с Павлом, что у нас будет много детей. А их надо будет кормить, одевать-обувать и ставить на ноги. И я смотрела на смирную лошадку с надеждой, как на будущую опору семьи. Корову мы мечтали купить летом.
Закончив дела, я садилась к столу и делала уроки. Еще осенью я подружилась с молоденькой учительницей, Ксенией Аполлоновной, приехавшей из Белебея. Она увидела во мне способную ученицу и согласилась давать уроки. К весне я бегло читала и писала по-русски. На будущий год Ксения Аполлоновна пообещала меня учить арифметике. «Хочешь, я устрою тебе экзамены за начальную школу? — загорелась она. — Прилежно занимайся, остальное за мной».
В конце апреля Павел запряг лошадь и, улыбаясь в усы, уехал на железнодорожную станцию. Я ждала его весь день в предчувствии нового, незнакомого счастья. Павел вернулся вечером и внес в дом что-то большое, завернутое в тряпки и рогожу. Он бережно поставил покупку на стол, долго отматывал тряпки, и я увидела блестевшую черным лаком швейную машину «Зингер». На минуту я лишилась языка и смотрела на это чудо с восхищением и страхом. Страх мой был понятен: я боялась проснуться и увидеть вместо машины пустое место. «А корова? — спросила я. — Это лето без коровы будем?» — «Будет и корова», — пообещал Павел и озабоченно подергал усы — эту новую привычку вместе с усами он завел после рождения Кирилки.
Ксения Аполлоновна научила меня шить и ухаживать за этой диковинной машиной. Вечерами мы с ней придвигались поближе к керосиновой лампе и из разных лоскутков и тряпочек шили Кирилке рубашонки и штанишки.
ОТЕЦ: — Когда мы с Надей ждали второго ребенка, нас постигло первое в нашей жизни несчастье. Бабка моя, проклинавшая на каждом шагу и при любом случае безбожников, пионеров с их красными галстуками, комсомольцев с их частушками про попа и бога, наезжавших из волости и города уполномоченных и комиссаров, люто возненавидела первую в наших краях коммуну, организованную в Михайловке. Не совладав с собой, невзирая на преклонные годы, она чем-то опоила коммунарских лошадей и в тот же день была разоблачена. «Вместе жизнь прожили, вместе и помирать будем», — сказал дед и взял половину вины на себя.
Деда и бабку увозили двое милиционеров, прибывших специально из города. Надя, простоволосая, с большим животом, плакала и бежала за телегой. Дед, согбенный, с потухшим взором, ласково выговаривал: «Будет тебе, дочка, убиваться. Бог даст — свидимся. Нет, так не поминайте лихом».
Долго убивалась по деду Надя. Сильно привязалась она к старику, звала его отцом в глаза и за глаза. Да и то: не каждый отец столько добра и ласки окажет даже родной дочери.
Родила Надя преждевременно. Второй сын родился слабеньким и доставил нам много хлопот в жизни. Назвали мы его Нариманом, в честь покойного Надиного отца.
МАТЬ: — Беда не ходит одна. Снова испытание выпало нашей семье. Когда родился второй сын, а он часто болел, мне стало тяжело ходить по хозяйству. Мы взяли на лето в дом дальнего родственника Кольку. Паренек жил в большой семье, которая еле-еле сводила концы. Колька ухаживал за скотиной, выезжал с Павлом в поле. Осенью мы отвезли его домой, дали хлеба и денег. Родственники остались нами довольны. На следующее лето Колька сам попросился к нам на работу.
И вдруг… Снова в моей жизни появился Хаким. Он стал начальником и с кожаной сумкой на боку, с наганом в кармане ездил по аулам и селам, занимался коллективизацией. Но почему-то все дороги Хакима пролегали через нашу Михайловку. Хотя и у нас собирались организовать колхоз взамен маленькой коммуны. Хаким, проезжая мимо нашего нарядного дома, придерживал коня, смотрел на окна, ждал чего-то и медленно трогал с места. Его угрюмое, насупленное лицо пугало меня, я отстранялась от окна и прижимала руки к груди. Понимала я, не по нраву пришлась Хакиму наша дружная с Павлом жизнь, уютный, веселый дом, хоть и маленький, но достаток. По сельсоветскому списку мы считались середняками.
Смотрела я в окно на Хакима, отъезжавшего от дома на крупной серой кобыле, его сутулящиеся, тяжелые плечи, и предчувствие беды не покидало меня.
ОТЕЦ: — Надя сдала экзамены комиссии из нескольких учителей и получила документ об окончании начальной школы. Рада она была, что сравнялась со мной в грамоте. При Надиной крепкой памяти учение давалось ей легко. Ксения Аполлоновна хвалила свою способную ученицу и советовала учиться дальше. При наших-то детях да крестьянских заботах…
Читать дальше