Уткур Хашимов - Дела земные

А уж самому младшему достаются сапоги и вовсе с отлетевшими подошвами.

С шапкой та же история. Покамест она проделает путь от старшего к младшему, от нее остается одно лишь название. Хорошо моему однокашнику Вали. Нет у него ни старшего, ни младшего брата. Вали всегда, в новой одежде. Я понимал, что много нас, детей, в семье, что нелегко приходится нашему отцу, и все-таки завидовал Вали. Иногда, правда, и младшим в нашей семье кое-что перепадало, а однажды я чуть было не стал обладателем телогрейки, о которой в то время можно было только мечтать. Расскажу по порядку.

Как-то осенью, в сумерках, когда все уже улеглись спать, родители стали держать совет. Говоря по правде, был у меня один большой недостаток — любил я подслушивать разговоры старших. Но в тот раз я не хотел подслушивать, однако родители говорили слишком громко, чтобы я мог не слышать.

— Холодать стало, — сказала задумчиво мать. — А у детей нет одежды, обуви. Особенно у младшеньких.

Отец долго молчал. Вероятно, обдумывал, где достать денег.

— Продадим козу, — сказал он наконец.

— Может, козла? — предложила мать.

— Да ну, что за него дадут, мелочь, — сказал отец безнадежным голосом. — Продадим козу. За нее дадут пятьсот [48] В старом исчислении (до 1961 г.). , я думаю.

Ясно. Родители решили продать Черноухую. Ранней весной наша коза, как обычно, подарила, нам козочку и козленка. Козочка была белая, а уши почему-то черные. Вот мы и прозвали ее Черноухой. У меня сердце защемило от жалости к ней. Черноухую все любили за ее тихий, спокойный нрав.

Видно, мать тоже думала об этом, она тихо сказала:

— Надо случить ее, глядишь, и молока детям прибавится.

— Другого выхода нет! — раздраженно бросил отец. — Надо же хоть одному из детей купить телогрейку. Вот и в прошлом году младший надевал в школу чапан брата.

Ага, значит, телогрейка будет моей. Младшему еще не скоро в школу, ясно, речь обо мне. Вот бы заиметь телогрейку с кожаными манжетами, в нашем классе только у Вали такая. Тетушка Зеби купила ее за целых четыреста рублей. Так, по крайней мере, утверждает сам Вали.

— В базарный день пойду в Тизакоп [49] Тизакоп — название базара на окраине Ташкента. , — уверенно сказал отец.

Однако в пятницу отец простудился и слег. И в субботу ему все еще нездоровилось. Вечером родители снова говорили о продаже козы.

— Может, сходишь на базар сама? — предложил отец.

Мать как-то сразу сникла.

— Где уж мне продавать козу? — сказала она нерешительно. — Не приходилось мне делать это, не умею я.

Отец рассердился.

— А что тут такого мудреного? Разве на базар приходят только бывалые торговцы? Все там такие же люди, как и ты. В крайнем случае дашь посреднику десять рублей, он тебе и продаст козу. Но только не соглашайся меньше, чем на пятьсот. Скажи, что коза породистая.

Назавтра, чуть свет, мать стала тормошить меня.

— Вставай, сынок, — сказала она. — Поможешь гнать козу.

Я не спросил, зачем, куда. Знал: если погонят козу братья, не видать мне телогрейки как своих ушей.

Пока мать подоила козу, рассвело. Затем она отвязала Черноухую и повела за собой, а я пошел сзади с гибким ивовым прутиком в руке. Видно, и Черноухая была еще сонной, слишком уж покорно шла за матерью. Только у ворот оглянулась на братца-козленка, коротко мекнула, видно, прощалась.

Мы идем по пыльной улице. Впереди мать, за ней коза, замыкаю шествие я. Коза идет и пылит, иногда скачет боком. Время от времени она подбирает опавшие листья орешника, куцый ее хвостик смешно подрагивает. Хоть я и не погоняю ее прутиком, все равно она идет резво. Я в основном занят тем, что собираю опавшие орехи. Наверно, ночью был сильный ветер, на землю попадало много орехов. Я быстро набил ими оба кармана. Мать иногда останавливается и с недовольным видом поджидает меня.

— Идем быстрей, а то и базар разойдется.

До Тизакопского базара путь неблизкий. Шли мы долго, сначала через железнодорожные шпалы, пахнувшие смолой, затем по обочине дороги, по которой мчались машины. Ноги мои гудели от усталости… Наконец мы вошли через железные ворота на базар. Ого! Народу — тьма-тьмущая. И откуда столько? Все кричат, орут, куда-то спешат. Вон в сторонке под казаном горит огонь. Над казаном клубы дыма, поднимающиеся от раскаленного масла. Ух, какая там огромная рыбина! Наверно, ростом с меня! Ее подвесили за жабры к гвоздю на столбе. Усатый человек в грязном халате поигрывает шумовкой и кричит: «Подходи, народ, есть сом! Сом! Любой кусок пожарю!»