Алексей Мусатов - В колхозной деревне

Мнения мальчишек разошлись.

Одни говорили: ехать нельзя, лучше подождать до школьной экскурсии в будущем году и вообще с таким отцом, как Василий, Кольке не следует даже разговаривать. Другие утверждали, что отец тут ни при чем, а важно попасть в город, посмотреть комнату смеха, музей с шапкой Ивана Грозного…

— Ну, ради шапки я бы не поехал, — сказал Илюша Шабров.

— А кино забыл? А карусель на базаре? А театр? — горячо вступился за поездку в город Ленька Зайцев, большой любитель кино, и посоветовал Кольке смотреть за вечер не меньше двух картин, запоминать как следует, чтобы по приезде обо всем рассказать ребятам.

Поспорив, ребята наконец сошлись на том, что съездить Кольке в город на три — четыре дня совсем не мешает, и, напичкав его разными советами, разошлись.

Колька вернулся к отцу.

— Ладно! Так и быть… — сказал он. — Денька на три можно поехать! Только вот теленок приболел — не мычит и травы не щиплет.

Василий успокоил: он попросит соседку, и та присмотрит за больным теленком.

Колька обулся в новые сапоги и надел старую милицейскую фуражку с нарисованной над козырьком фиолетовой звездочкой.

Фуражка была гордостью Кольки. В ней он казался себе солиднее, строже, а главное, считал, что в такой фуражке никто не осмелится назвать его счетоводом.

Семилетнюю Машу, беловолосую девочку с большими удивленными глазами, не пришлось даже уговаривать.

Получив от отца подарок — две яркие шелковые ленты — и узнав, что тот зовет ее и Кольку к себе в гости, девочка запрыгала от радости. Ее обеспокоило только одно — поедет ли с ними в гости Надька, толстая тряпичная кукла. Отец разрешил захватить и Надьку.

В семье Кошелевых Маша, пожалуй, больше всех уважала отца. Ей казалось, что тятька чем-то незаслуженно обижен, она втайне жалела его и, когда Василий изредка приходил в деревню, ласкалась к нему, доверяла свои маленькие детские секреты и обиды на Кольку и на мать. А в дни, когда неясная печаль трогала детское сердце, Маша выходила на большак, слушала, прижавшись ухом к телеграфному столбу, как бранчливо гудят провода, и серьезно смотрела кукле в пуговичные глаза: «Добежала бы ты, Надюша, до города. Ножки у тебя молоденькие, резвые».

После обеда Василий с детьми отправился на станцию, к поезду. Перед уходом Колька на клочке бумаги написал матери, что они с Машей уехали к отцу в гости. Василий прочитал, усмехнулся и сделал приписку:

«Марина! Дети уехали со мной. — «Со мной» жирно подчеркнул. — Выбирай любое: или живи одна, без детей, или приезжай к нам в город.

В город Кошелевы приехали поздно вечером.

Дома их встретила квартирная хозяйка, женщина грузная и до крайности любопытная. Имела она привычку обходить человека кругом и заглядывать ему в глаза.

— С семейством вас, Василий Иванович, с домочадцами, — приветствовала хозяйка Василия и ласково ущипнула Машу за щеку. — Теперь, поди, и супружницу ждать недолго?

— Теперь недолго, — ответил Василий.

Спать Кольку и Машу он устроил на кровати, а сам лег на полу. Кровать была двухспальная, высокая, на колесиках. Ее уступила Василию сердобольная хозяйка в тот день, когда он снял у нее комнату: «Почивайте, сердце мое. Кровать веселая, старинная!»

От малейшего прикосновения в ней назойливо ныли пружины и, словно колокольцы на бубне, звенели разболтанные никелированные шары и трубки.

Утром Василий поднялся рано, быстро оделся и не успел взять затасканный брезентовый портфель, как вдруг заметил острый, подозрительный взгляд Кольки.

— А когда Ивана Грозного смотреть пойдем?

— Успеется! Ты спи, отдыхай — в гостях всегда спать помногу полагается.

И отец ушел на работу.

В первый же день Колька показал Маше все известные ему городские достопримечательности: базарные весы, качели, тележку мороженщицы, — но дальше базарной площади идти не решился: уж очень воинственно были настроены городские мальчишки. Даже Колькина милиционерская фуражка не произвела на них никакого впечатления.

Во дворе Колька познакомился с сыном квартирной хозяйки и даже начал помогать ему красить клетку для кроликов. Но пухлый, с ямочками на щеках Витька, неосторожно повернувшись, опрокинул банку с краской и обиженно закричал на Кольку:

— Из-за тебя все, колхозник!

Колька мазнул Витьку по щеке краской и убежал в комнату.

Стало скучно. Вечер почему-то запаздывал. Казалось, что даже солнце в городе двигалось ленивее, чем в деревне.