Андрейс Дрипе - Последний барьер

Муж слушал, слушал, потом вскакивал и бежал в пивную. Возвратясь, распевал песни про белый цветик на озере и про молодость, которая более не вернется, потом обнимал и громко целовал свою толстуху женушку. Дети росли, предоставленные самим себе. Мать работала на пивном заводе у разливочного автомата, а после работы в лучшем случае успевала сварить большую кастрюлю супа и заштопать дыры на чулках и штанах.

Когда бамбанята подрастали, они перекочевывали на улицу, и шум в доме на одну восьмую становился слабее. Соседи проклинали свою горькую судьбу, уготовившую им жить рядом с «галдящим бамбанником», как они называли семью Бамбанов.

А сейчас Бамбан вспоминает об этом с тоской, как о чем-то хорошем и безвозвратно минувшем. Когда начинает пробирать холод, он встряхивается и подкидывает в угли пару сучков. Пламя превращает их в раскаленные стерженьки, потом яркий цвет тускнеет, и они подергиваются серой пленочкой пепла.

Зумент его подцепил на улице. Бамбан не знает, как это произошло. Зумент позвал, он и пошел за ним.

Это получилось само собой, разве можно было ослушаться Жука? Это означало бы вечно ходить с синяками под глазом, в то время как под крылышком у Жука он мог лупить других. Потом настала пора душных и переполненных танцевальных залов, у дверей которых нередко раздавался визг девчонок и хриплое дыхание дерущихся. Затем притихшие к полуночи городские улицы. Его пальцы обшаривали карманы сбитого на тротуар — человека, а рядом стоял Жук и злобно ворчал: «Всего двенадцать рублей, а на вид вроде порядочный. Корочки [12] Корочки — туфли, ботинки. снимай! Импортные».

Школа была чистым переводом времени, помехой, мешавшей ему исполнять приказания Жука. Жук командовал им на свободе. Жук управлял им в колонии. Жук был для него всем. И внезапно он остался один, и Жука больше нет. Бамбан оказался ненужным.

Бесконечно долгий день клонится к вечеру. Бамбан сползал несколько раз за хворостом, пытался разжечь костер, но не получилось, угли совсем погасли.

Ночь он встречает в темноте. И в душу вселяется страх — дикий, безотчетный, ранее неведомый. Таинственно шелестят верхушки деревьев. Никогда ему еще не приходилось бывать в лесу ночью одному. Ни зги не видать, но отовсюду доносятся странные звуки: не то шорохи, не то отдаленные крики, какое-то перешептывание и крадущиеся шаги. Они близятся, кто-то направляет свой цепенящий взгляд ему в затылок. Сердце, кажется, вот-вот лопнет, и Бамбан, трясясь от страха, утыкается носом в колени и закрывает руками голову. Так проходят часы, каждый из них длиной в целую неделю. «Ребята, не делайте так!» — шепчет ему на ухо сдавленный слезами голос. В отдалении кто-то зовет на помощь, но тот, за спиной, все стоит и смотрит, словно ножом водит по шее. Бамбан знает, чьи это глаза. Это тот подросток, которого он загнал в угол под лестницей и, приставив к животу нож, отнял деньги, а потом избил. Мальчишка не просил пощады, не кричал, только глядел в упор, не отводя глаз. А вот зашевелился мох, и вокруг Бамбана скачет ободранный заяц. Но у него ведь нету ног! Бамбан издает истошный вопль, вскакивает, но тут же валится как подкошенный — ногу пронзает острая боль, от которой перед глазами замельтешили багровые звездочки. Он падает лицом в черничник и кричит, кричит, покуда не выбивается из сил. Так легче. Когда кричишь, не слышно этих ходунов, не слышны их тихие страшные голоса.

Бамбан даже не отдает себе отчета в том, что уже утро, что потому и деревья теперь различимы. Он куда-то ползет, не думая о направлении. Ему попадается на глаза сучок, который может служить клюкой, он подбирает его и дальше продвигается уже скорей. В животе урчит от голода, и все тело словно деревянное.

Лес кончается, посреди поля несколько домов с белыми шиферными крышами. Там люди.

Приковыляв на двор хуторка, Бамбан боязливо озирается по сторонам. Дверь открыта настежь. Опираясь на свою палку, он скачет вперед. Ему нужен человек, нужен кто-то, кто с ним говорил бы, настоящий, живой человек. Перебравшись через порог, Бамбан оказывается на кухне и видит хлеб. Посреди стола лежит каравай с потрескавшейся на боках корочкой. Несколько ломтей отрезаны и лежат рядом.

Глаза застилает туман, рот наполняется слюной.

Бамбан делает рывок вперед, наваливается грудью на стол и, схватив обеими руками кусок, запихивает его в рот.

— Это что еще такое?

Бамбан резко поворачивается. На пороге стоит дюжая молодая женщина с подойником и цедилкой в руках. Взгляд затравленного звереныша, кусок хлеба, торчащий изо рта, мокрая замызганная одежда и клюка Бамбана перепугали женщину не на шутку.