— Видали, ребя, он драться лезет! Забыл, что драться нельзя?! Ссучишься — благодарность получишь, а за рукоприкладство — трюм! [8] Дисциплинарный изолятор.
Имей в виду, прокурор — мой друг. Валяй, вдарь бедному сироте Жуку, чтобы все видели, как командир расправляется с рядовым воспитанником!
— Если сейчас не заткнешься… — пискливо от напряжения выкрикивает опять Иевинь и оглядывается назад. Его ближайших дружков в комнате нет, а на лицах остальных можно прочитать лишь любопытство: посмотрим, чем кончится эта заварушка. Они — статисты, и к тому же часть из них симпатизирует Зументу.
Иевинь вспоминает заседание Большого совета в кабинете у начальника. «Не бойся, все будет хорошо, мы тебе поможем». Нет, он действительно не метил в командиры, не нуждался ни в почете, ни в месте у окна, ни в звезде на ромбе. За спиной у Калейса было хорошо, а теперь он вылез и стоит на самом юру, ветер со всех сторон пробирает до костей. Безотчетное убеждение в том, что поступать надо именно так, что этого требует его еще непривычное положение, заставляет подниматься и кричать, заставляет, набычившись, идти на Зумента, который ничуть не сдрейфил и издевательски лыбится ему прямо в глаза. А он, Иевинь, напротив, волнуется все сильней, потому что нельзя же без конца повторять: «Если сейчас же не заткнешься…»
Пора сказать что-то еще, от слов переходить к действиям, но что делать, как начать, он не в состоянии придумать. И за спиной нет никого, кто бы в этот миг по первому зову бросился на помощь.
Зумент тоже один, но он под защитой привычной позы и привычной манеры речи, а Иевинь чувствует себя не в своей тарелке, и язык у него во рту словно чужой. Он сделал первый ход, еще не усвоив правила игры, и теперь топчется на месте, поскольку отступить тоже нельзя. Зумент говорит правду: затевать драку — последняя глупость, но Иевинь не видит лучшего выхода из положения. Врезать, двинуть в эту наглую, подлую рожу!
Привитая в темных переулках и подворотнях философия кулака, здесь несколько приглушенная, но еще хорошо сохранившаяся, властно подает голос.
— А чего мне затыкаться? — хмурит брови Зумент. — Чего я делаю недозволенного? Теперь тут что, уже и поговорить будет нельзя? Ну, ребя, теперь устроят здесь строгий режим, новый господин хочет старого переплюнуть.
И Иевинь посылает кулак вперед.
Лицо Зумента вмиг преображается, став отвратительно злым и жестоким. Теперь на нем и следа не осталось от насмешки. Он все время был начеку и ожидал этого удара. Кулак Иевиня промазал, Зумент увернулся и сам ринулся в атаку. Схватка началась.
И не Иевинь, а Зумент, задыхаясь, выкрикивает команду:
— Ребя, бей гада!
Человека три, привыкшие подчиняться подобным приказам, ощутившие в руках зуд, отрываются от своих коек. Их останавливает окрик Иевиня:
— Ни с места!
Те нехотя пятятся, злобно урча и дрожа, как охотничьи псы на привязи, почуявшие запах крови. Один с самого начала подскочил уже к двери. Поглядывая в щелку, не идет ли контролер или воспитатель, он жадно следит за борьбой посередине комнаты.
Ботинки, проскальзывая, дерут стружки с половиц, рты жадно хватают воздух, а кулаки ищут живот, лицо, пах противника, глухо и мягко бухают удары.
Силы оказались довольно равными. То Зумент приложится о спинку кровати, то Иевинь с трудом устоит на ногах. Победа зависит от выдержки или удачного удара, нанести который обоим в равной мере мешает злость.
Схватку останавливает предупреждающий окрик стоящего «на атасе». Оба драчуна мгновенно отскакивают к своим койкам, так же поспешно рассеивается и кучка зрителей. Когда контролер открывает дверь, его взору предстает обычная и мирная спальня. Один читает книжку, другой взбивает подушку, кто-то роется у себя в тумбочке, а Иевинь и Зумент, пряча разгоряченные лица, сидят к контролеру спиной. Только он уходит, как раздается сигнал строиться на работу.
Зумент встает и произносит сиплым от злобы голосом так, чтобы все слышали:
— Все одно тебе хана, зуб даю!
Затем сплевывает кровь в сторону Иевиня и проводит себе ребром ладони по горлу. Ребята молчат.
Воздух пронизан гнетущей напряженностью. Она распространяется на всех. Ребята косятся друг на друга, их лица суровы. Раз уж «зуб даю» — тогда всерьез.
Это означает, что на карту поставлено все. Такой фразой по пустякам не бросаются.
Иевинь тоже встал, презрительно скривил рот, но Зумент уже выходит из отделения. Ссадины на косточках пальцев болью напоминают о драке, которая только началась, напоминают, что радоваться еще рано и самое опасное впереди. Ему не страшен Зумент в открытой стычке, но ожидать удара исподтишка, даже не догадываясь, когда, где и каким образом он будет произведен, — это совсем другое дело. Иевинь отлично понимает, что по этой части ему до Зумента далеко. И в закалке, и в опыте, и в жестокости. Иевинь не знаком с приемами, к каким, вполне возможно, прибегнут Зумент и его дружки. Жук стал особенно невыносим после отсидки в изоляторе. Он теперь играет с открытыми картами. Больше не прячет снедающую его злость. И надо же, чтобы в такое время принять обязанности командира отделения!
Читать дальше