Вера Дорофеева - Истории без любви

Все смолкли. Асаянц, раздвинув толпу, подошел к телефону, снял трубку.

— Директор завода слушает.

Всем, кто сгрудился вокруг верстака, отчетливо был слышен растерянный голос дежурного по заводу: «Григорий Багратович, вас требуют к телефону».

— Переключите на сборочную площадку.

В трубке что-то затрещало, а затем возник разгневанный голос: «Алло! Алло! С кем я говорю?»

— У аппарата директор опытного завода Асаянц.

— Что у вас там происходит? Вы что, в космос лететь собрались? Почему не даете людям спать? Безобразие, всю округу подняли с постелей!

— Простите, кто это?

Прозвучала известная в городе фамилия...

— Извините, у нас проба новой машины.

— Ну и что? Дня вам мало, что ли? Я уважаю академика Патона. Но ни ему, ни его сотрудникам никто не дал права среди ночи поднимать людей. А эти дикарские крики, вопли! Вы хоть посмотрели, что вокруг вас делается? Я непременно буду жаловаться!

На другом конце собеседник швырнул трубку. И тотчас в мембране запели торопливые гудки отбоя. Только тут все огляделись вокруг. На это стоило посмотреть! Окна, балконные двери окрестных домов были распахнуты настежь. Люди, поднятые с постелей: мужчины в майках и пижамах, женщины в наспех наброшенных халатиках, — с недоумением взирали на сборочную площадку завода.

— Да!.. Нашумели! — не то с осуждением, не то с удовлетворением произнес Сахарнов.

— Ничего, Василий Алексеевич! Такое раз в жизни случается! — заметил кто-то из сборщиков.

— Тебе все ничего. А мне завтра наверху на ковре стоять, — отозвался Асаянц.

— Нынче суббота, Григорий Багратович. К понедельнику все поостынут, отоспятся. А на ковре сегодня стоять Загадарчуку. Он у нас женится...

В голосе регистраторши вдруг прорезались проникновенные нотки. «Поздравляю вас с законным браком!» — сказала она, крепко, по-мужски тряхнув руку Василия. И динамик снова обрушил на головы присутствующих марш Мендельсона. Все чинной толпой не торопясь потянулись за новобрачными к двери зала, где на огромном столе официанты уже расставили фужеры и куда несли матовые ведерки с запотевшими ото льда бутылками шампанского...

Под утро, когда стих первый восторг и из окон домов исчезли последние силуэты успокоившихся жильцов, все осмотрели сваренный шов. Был он неровным, слабеньким, «хреноватым», как выразился кто-то из сборщиков. Но другого по первому разу они и не ожидали. Узнали главное — машина может сваривать трубы большого диаметра. А значит, имеет право на жизнь.

Кучук-Яценко после осмотра спросил Василия:

— Ты знаешь, почему такой шов?

— Знаю, Сергей Иванович! Подвели гидравлика и еще режим на последней фазе. Завтра постараемся отладить...

— Завтра ты уже ничего не отладишь, поскольку у тебя свадьба. И потом я уже подписал твое заявление об отпуске. Ты ведь еще не отгулял за прошлый год.

— Но если надо?

— Не надо. Такие вещи с наскока не делаются. Работы хватит еще надолго. Достаточно, что разработана технология процесса. Пока здесь справятся без тебя. Вернешься через месяц, тогда и начнется самое главное. Пойдешь с машиной на полигон, а потом на трассу газопровода. Тебе придется покочевать с ней, обкатать ее в условиях Крайнего Севера. И за все срывы, неудачи отвечать будешь ты. Поэтому, когда вернешься из отпуска, изучишь все — и гидравлику, и энергохозяйство. Уязвимых мест хватает. А с таким настроением, как у тебя, сейчас только и остается, что жениться да отправиться в свадебное путешествие. Не спеши. К-700 еще принесет тебе достаточно хлопот. Готовь только ложку, чтоб выхлебать весь этот суп...

Пластмассовая пробка взвилась к потолку. За ней вторая, третья. Шампанское запенилось в узких хрустальных бокалах. Кто-то из ребят пригубил бокал и с деланным отвращением крикнул: «Горько!» Василий с раздражением показал ему кулак. Но все уже подхватили и теперь скандировали хором: «Горько! Горько!» И тогда Надежда вдруг очень близко увидела покрасневшие от бессонницы глаза мужа, с воспаленными от ослепительного пламени сварки веками.

Только очутившись на берегу тихой речушки, отключившись от повседневных забот по К-700, от споров, телефонных звонков и просто шума большого города, пройдя босиком по росной траве ранним утром, Василий Загадарчук, наконец, понял, как безумно устал он за последние два года. В первые дни хотелось просто лежать на бережку и бездумно смотреть в небо. Напряжение спало, и по вечерам он через силу вел разговоры с хозяевами, чтобы те не обиделись. По привычке вставал рано, как в городе. Но потом досыпал на травке или в садочке. Так прошло дней десять.