Вера Дорофеева - Истории без любви

— Не знаю... А что?

— Известен ли тебе закон игры: новичкам всегда везет?

— Что-то такое слышал.

— Давай готовься. Это твоя первая машина, тебе и запалить дугу.

— Мне?

— Тебе, тебе. Ты же у нас жених некоторым образом...

— Я спрашиваю вас, Василий Федосеевич, — голос регистраторши звенел металлом и решительностью, — согласны ли вы, чтобы Надежда Николаевна стала вашей женой?

— Да, — ответил Загадарчук. И тотчас же ослепительная вспышка блица ударила по его покрасневшим глазам.

Загсовский фотограф по сигналу отца начал делать снимки. И этот всплеск безжалостного, безжизненного света вновь вернул его мыслями туда, на несколько часов назад, на площадку.

Он только мельком взглянул на часы. Было два ночи. Где-то там, за серыми коробками зданий с потухшими глазницами окон, за плотной листвой днепровских парков уже начинало светлеть небо, пробивая дорогу новому дню. Город спал. И предутренний сон его был, наверное, самым чутким. Но об этом Василий подумал через минуту, когда сначала заворчал, словно просыпаясь, движок походной электростанции, подключенный к машине, а потом загудел, набирая обороты. И этот медный бас уже подхватили ущелья окрестных улиц, усиливая его многократно. В окнах ближних домов тревожно вспыхнули люстры.

Стрелка на панели пошла вправо. Машина приняла ток. Василий оглянулся на стоящего рядом Кучука-Яценко. Тот нетерпеливо, словно подбадривая, слегка толкнул в спину: «Ну не тяни же! Давай!» Загадарчук нажал левую кнопку на панели управления, дал энергию ходовой части. И направляющие валики, еще секунду назад безжизненно сложенные, вдруг разошлись и словно уперлись в края массивного жерла, начали вращаться, втягивая за собой огромную тушу машины в черное, будто орудийный ствол, чрево трубы.

Сначала Василий даже испугался: в уверенный басовитый вой двигателя вдруг вплелся какой-то иной, незнакомый, скрежещущий холодный звук. Он с тревогой посмотрел в сторону электростанции. Но механик лишь удовлетворенно кивнул и показал большой палец. И тогда Загадарчук понял: это был скрежет ползущей вперед работающей машины, многократно усиленный стальной трубой. Машина упрямо двигалась, будто вплывая в трубу. Уже скрылась головная часть, уже вполз наполовину отсек с двигателем, прикрытым кожухом с круглыми отверстиями-иллюминаторами. Секунды, и к краю трубы подошло сварочное устройство. Машина остановилась. Наступало главное...

Почти не глядя, словно проделывал это неоднократно, Василий нажал среднюю кнопку на панели управления. И тогда поднялись «башмаки» — литые бруски сверхпрочного металла, отжатые гидравликой, уперлись в кромки жерла основной трубы и ее небольшого кольца — отрезка (обичайки), выровняли их, отцентровали, плотно сдвинули вместе — край в край.

— Всем отойти! — вдруг зычно скомандовал Кучук-Яценко и за плечи оттащил от машины подальше под навес Сахарнова. Василий нажал единственную красную кнопку на панели.

Пуск! И тотчас же ослепительный белый свет полыхнул на площадке, высветив лица людей, обнажив кучу металлолома в дальнем углу заводского двора и стертые покрышки стоящего у стены грузовика, ударил по незащищенным глазам. Рев двигателя слился с надсадным, берущим за душу визгом сдавливаемого размягченного металла. Пахнуло страшным жаром, и фонтан обжигающих брызг разлетелся во все стороны от того места, где между трубой и обичайкой вдруг вспух сначала желто-белый, а потом рубиновый рубец.

Василий нажал последнюю кнопку. Машина смолкла. Он кивнул механику. Тот заглушил дизель электростанции. И в затухающем ворчании движка на всех, кто был на площадке, вдруг надвинулась тишина — пронзительная, опустошающая. Несколько секунд все молчали. А потом с ликующими криками бросились друг к другу. С кем-то целовался Асаянц, кто-то от всей души, с размаха шлепал по плечу, кто-то обнял, приподнял и закружил Сахарнова, кто-то до боли, так что хрустели суставы, жал руку Кучуку-Яценко и кричал: «Сила!» А один молодой сборщик вспрыгнул на трубу и отплясывал классическую «цыганочку».

Затем все, кто был на площадке, кинулись качать авторов. Сперва качали Кучука-Яценко. Улыбающийся, он взлетал над толпой, придерживая полы пиджака, чтобы не растерять содержимое карманов. Потом подхватили Василия. Когда он, растерянный, ощутил под собой землю и огляделся, то увидел, как восторженные сборщики вытаскивали из-под навеса упирающегося Сахарнова.

В это время на слесарном верстаке вдруг ожил телефонный аппарат, о котором все забыли. Звонок его был резким.