Вера Дорофеева - Истории без любви

— Нельзя было объяснить?

— Говорить с этим типом — лить воду в песок. Он не слышит.

Коридор наполнился гулом: совещание кончилось.

— Шеф знает?

— Еще нет... Да и что он может предпринять?

— Ну это ты зря...

Дверь открылась, и молоденькая лаборантка сказала:

— Евгений Николаевич, Шеф спрашивал о вас. Просил зайти.

Чувство обиды и несправедливого унижения обострило у Евгения в тот день способность восприятия окружающего мира. И то, что раньше проходило мимо сознания, отсекалось за ненадобностью каким-то неведомым ему охранительным механизмом, теперь вдруг бросалось в глаза, накрепко впечатываясь в память.

Надо было Евгению побывать в величаво просторном, официальном кабинете должностного лица, чтобы вдруг увидеть иными глазами спартанскую обстановку комнаты Шефа. Обычный, как во всех комнатах отдела, стол светлого дерева. Кульман с торопливыми набросками новой схемы. Ряд жестких стульев вдоль стены. И только небольшой столик с тремя телефонными аппаратами в углу, слева от письменного стола, — свидетельство того, что это кабинет руководителя одного из ведущих отделов института, члена-корреспондента Академии наук.

Шеф не любил пространных докладов и обычно рекомендовал сотрудникам «не растекаться мыслью по древу». Но когда Евгений сжато изложил результаты своего визита, потребовал подробностей. И хотя Дейнеко, передавая разговор почти со стенографической точностью, старался сдержать себя и быть невозмутимым, голос его все же дрожал, и в глазах Шеф уловил тоску и обиду.

Он слушал Евгения, а сам думал: «Откуда такая ранимость? Отчего так дрожат пальцы у этого сильного, работящего и вдумчивого парня? Что, наконец, случилось? Самодовольный чиновник не разобрался, что к чему, не дал возможности ничего толком объяснить. А собственно, что Дейнеко должен объяснять? Что его работа необычна? Наверное, вся суть случившегося именно в этом — необычная работа. Ну и что?.. Нет, пожалуй, не все так однозначно, как не было однозначно и двадцать лет назад...»

Из разговора с Шефом

Девятого января 1951 года пятикурснику Киевского государственного университета — в будущем Шефу — должно было исполниться двадцать три года. Накануне заместитель директора Института электросварки Академии наук УССР Борис Евгеньевич Патон обратился к руководителю кафедры металлоструктурного анализа Киевского университета с просьбой порекомендовать толкового дипломника для работы в институте.

Борис Евгеньевич тогда еще не был академиком, лауреатом и депутатом. Институт в то время был хоть и известным, но небольшим: всего сто двадцать научных сотрудников. Но, как вспоминает теперь Шеф тот первый разговор, уже тогда у Патона-младшего просматривалась та хватка, то отношение к делу, те организационные способности и то чутье новых, стоящих идей, которые привлекали к нему людей и которые спустя малый срок, выдвинули его на передний рубеж отечественной науки. Они встретились в тот же день — молодой Патон и будущий Шеф — и между ними состоялся любопытный разговор.

— Для начала Борис Евгеньевич спросил меня, — вспоминает Шеф, — сколько часов в сутки я могу работать. «А сколько надо?» — спросил я. «Часов двенадцать, — очень серьезно ответил Патон. — В институте решено создать лабораторию рентгеноструктурного анализа. Уже куплено оборудование. Не согласитесь ли вы возглавить новое дело? Для начала старшим инженером». Я ответил согласием. Тогда Патон сказал: «Напишите заявление о приеме и завтра с утра выходите на работу». Так, в день своего рождения я стал сотрудником Института электросварки и не жалею. Хотя работа трудная, поисковая. Все время новое, новое, новое...

Здесь я впервые услышал выражение: «Нужны свинтопрульные идеи». Этот термин в нашу работу принес Борис Евгеньевич. Он прочел повесть Александра Бека «Жизнь Бережкова». Есть там такой эпизод.

Действие происходило в предвоенные годы. Тогда очень много говорили об оружии массового уничтожения — газах. В памяти еще были свежи события первой мировой войны, когда над полями Франции и России проплыли тучи горчичного газа, разъедающего легкие.

В лабораториях разрабатывались новые отравляющие вещества и новые конструкции противогазов. Проводились осоавиахимовские учения, на которых домохозяйки постигали премудрость, как в считанные секунды натянуть резиновую маску.

Тогда-то к одному из знаменитых советских оружейников и пришел изобретатель-энтузиаст. Оглянувшись па плотно закрытые двери конструкторского кабинета, посетитель решительно заявил, что нашел способ раз и навсегда покончить со страшным оружием. По мысли изобретателя, надо было изготовить на случай газовой атаки для пулеметов пули... с пропеллером. Такая пуля с винтом, выпущенная в сторону противника, создаст встречную ветровую волну и погонит на врага газовое облако.