Отиа Иоселиани - Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина

Гуца отступила на шаг, но промолчала.

— Впрочем, мне не о чем сейчас расспрашивать тебя. Но если ты и в самом деле можешь связать два слова по-немецки, я позволю тебе ласкать моих солдат. Тех, что встретили тебя здесь. А твои проводники, — он строго воззрился на Шнайдера, Ганса и Карла, — довольно любовались тобой.

— Твоим солдатам далеко до тебя! Разве что, кроме вон того… — Гуца кивнула на Шнайдера.

— Мне нравится, что ты высокого мнения о моих солдатах, — обер-лейтенант покосился на Штуте, — уже успел?! — Ганс поднял брови. Макс оглянулся на Баумана: — И ты? — юноша покраснел.

Стоящему у брезента Даниэлю Макс ничего не сказал и опять обернулся к Гуце.

— Ничего, и к нам привыкнешь, — он шлепнул по животу Шнайдера, — что, брат, и ты не по вкусу пришелся?..

Шнайдер расплылся в улыбке, но обер-лейтенант строго нахмурил брови.

— Это наверняка ее проделки, — он подошел к Таджи и взял ее двумя пальцами за подбородок, — совсем еще дитя… — оглядел девочку, пожал плечами, — не надо ее пугать… А вообще-то ничего… — и спросил Гуцу: — Она тоже понимает по-немецки?

— Лучше бы и мне не понимать.

Возмущенный Кнопс шагнул было вперед, но Макс движением руки остановил его и процедил сквозь зубы:

— Я знаю, Кнопс, ты предан мне. Твоя преданность мне скоро понадобится… — Он отвернулся и громко скомандовал:

— Собрать лагерь! Снимаемся!

Вдоль берега мутной стремительной реки галопом мчались два всадника. Взмокшие кони скакали то по левому, то по правому берегу, когда же по берегам прохода не оставалось, шли прямо по воде. Река была не глубокая, но холодные, свинцового цвета волны словно связывали коней по ногам.

Вахо обогнал всадника на белой кобылице и, переехав на правый берег, спешился.

— Вот здесь… — как бы оправдываясь, сказал он второму всаднику. — Здесь я их оставил.

Подъехавший недоуменно оглянулся.

— Наверное, где-нибудь поблизости…

Перепрыгивая через валуны, Вахо бросился к небольшому укрытию у самой реки. И тут же послышался его голос:

— Сюда, Гуа, сюда!

Гуа неторопливо пошел по камням.

Внешне Гуа казался не старше Вахо, но держался солидно, ступал твердо и неторопливо. Он походил на мальчика, которому доверили серьезное дело и который отлично справляется с ним.

Белая кобылица пошла следом за хозяином, время от времени, как человек, заглядывая ему в лицо.

В укрытии между камнями на спине лежал раненый, Тутара с ним не было.

Гуа наискось разрезал раненому гимнастерку. Пуля прошла чуть правее сердца.

Натаскали плоских камней, подгоняя друг друга, сложили у скалы, настелили двумя бурками и перенесли на них раненого. Рана открылась, на бурку натекла лужа крови.

— Воды! — приказал Гуа голосом человека, знающего, что нужно делать. Сам снял хурджин с остановившейся перед ним лошади и движением руки приказал ей — «отойди». Лошадь попятилась.

Вахо принес воды в войлочной шапке.

Гуа работал, стиснув зубы и насупив брови. У Вахо мелькнула надежда на благополучный исход, и он тут же вспомнил о Тутаре: ушел ли Тутар, не дождавшись их, или его убили?

— Гуа!

Гуа оглянулся.

— Что-то Тутар не появляется, надо поискать…

Гуа, не отвечая, попросил приподнять раненого.

Вахо осторожно просунул руки раненому под мышки, приподнял, но не дождавшись, пока Гуа закончит перебинтовывать, опустил Сиоша на бурки:

— Нет, я пойду!

— Ты что, спятил! — крикнул Гуа так, что белая кобылица отступила еще на два шага и, поставив уши торчком, подождала, что будет дальше.

Вахо виновато вздохнул и послушно приподнял умирающего.

Кобыла почувствовала, что хозяин больше не сердится, и, сделав два шага, вернулась на прежнее место.

Судьба и обер-лейтенант опять были на ножах. Макс ошибся, полагая, что чаша весов склонилась в его сторону — просто в этот раз судьба съехидничала: когда далеко по тропинке вели пленных, она посмеивалась. И Макс посмеивался от удовольствия. Глупейшее положение: тебе впору плакать, а ты смеешься… И даже злобу свою излить обер лейтенант не мог. Кто виноват в том, что он оказался заперт среди скал? Судьба и мир, неродной, как мачеха.

Обер-лейтенант и не пытался допросить пленниц. Дороги назад нет, и как бы он не был доволен показаниями пленниц, Максу придется возвращаться той самой тропой, по которой он забрался сюда. Ему интересно было узнать, почему эти женщины оказались среди ночи на чертовых тропинках, но Макс не страдал чрезмерным любопытством, времени же оставалось так мало, что расходовать его на праздные вопросы было бы слишком расточительно.