Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

— Федор! Федор! Ну что ты, ей-богу!..

— Не буду, Клава, не буду!

Мазку на какое-то время приостановили.

Матрена познакомила Федора и Клавдию со своим односельчанами.

— Это те самые, — объяснила она, — с которыми я в Москве на ВДНХ была: Федор и Клавдия Солнцевы. Теперь вот они мне помочь приехали.

— Мы бы, может, и не опоздали, — виновато кивнула Клавдия, видя, что работа уже в самом разгаре, — да вот нас автобус подвел, бензин по дороге у шофера кончился.

— Ничего, ничего, — успокоила ее Матрена, — дел еще и вам хватит. Главное — приехали!

— Вот именно! — согласились остальные. И снова закипела работа.

Во второй половине дня, ближе к вечеру уже, мазку закончили.

Поперемылись, попереодевались все, как говорится, привели себя в божеский вид — и за столы.

Обедать и заодно ужинать решили на улице — в доме тесно, а тут полная свобода: прыгай, пляши, хоть на голове стой — ха, чудеса-а!

— Ну, что, дорогие мои односельчане, и вы, Федор и Клавдия, — Матрена подняла стопку, — спасибо вам! За все спасибо! Что б я без вас делала, не знаю… — Она помолчала. — За всех вас!

Поднялись, выпили.

И тотчас зазвякали вилки, ложки, ножи…

«Изголодались, бедные, — мелькнуло у Матрены, — почитай целый день не кормила. А ведь предлагала — отказались!»

Федор:

— Можно мне теперь тост произнести?

— Конечно! Конечно!.

— Давай тост, Федор!

Мужики и бабы дружно повернулись к гостю. Федор прокашлялся:

— Что мне сказать хотелось? Вот мы с Матреной Савельевной были в Москве, много по ней ездили и ходили, многое перевидели. Прекрасный город Москва! Да что говорить, вы и сами все это хорошо знаете. Но я о другом. Как-то в разговоре Матрена Савельевна мечтательно произнесла: нам бы в Кирпили хоть один бы высотный дом, как в Москве. Не скрою, я еще подумал тогда: «И что? Забрались бы в конурки, будто мыши в нору, и жили бы каждый сам по себе, так, что ли?» Ошибался я. Вот увиделся с вами и понял: вы и в высотном доме друг друга найдете и не оставите в беде человека. За вас, кирпилинцы, за праздник взаимного уважения, который в вашем селе торжествует!

Все дружно поддержали эти слова, согласно кивая головами.

Вскоре Прокша Оглоблин взял в руки гармонию, она была старенькая, но голосистая, еще того периода, когда не о количестве, а о качестве пеклись, пробежал тонкими и длинными пальцами по клавишам и шутливо подмигнул Ангелине Хромовой, сидевшей напротив:

— А ну, Ангеша, прояви! Где твои ашнадцать лет?

Раскрасневшаяся от водки и кухонного тепла, Ангелина привстала, шаловливо дернула плечами, отчего полные груди ее дразняще всколыхнулись, и запела:

Сидящие за столом тотчас повеселели.

— Ну и Ангелина, ну и чертополоха! — приговаривая, вытирала слезы Матрена.

— Жаль, мужа ее тут нет! — заметил кто-то сбоку.

не унималась, частушку за частушкой пела Ангелина.

Рядом, по-заячьи как бы, запрыгал вдруг Федор.

Тот себя не заставил ждать, ответил припевкой:

За столом опять дружно захохотали.

Тут неожиданно кто-то выкрикнул:

— А ну-к, Прокша, барыню! Ба-арыню!

Гармошка сначала затихла, но вскоре вновь послышался ее голосистый звон.

Ангелина Хромова и тут не ударила лицом в грязь, вышла, выбежала из-за стола, щелкнула пальцами в такт музыке и пошла трусить плечами, как настоящая цыганка. За ней в круг подались Федор и Клавдия, Анюта и Клим, Петр Бродов и Нина Сергеевна.

— Живее! — кричал танцующим Прокша Оглоблин, все больше и больше налегая на клавиши.

— Это тебе не деньги на машину копить! — отозвался Петр Бродов.

Но Прокша не слышал его, широко растягивал мехи гармонии.

Ангелина увидела вдруг Ульяну, подскочила к той:

— Айда в круг! Айда, милая, разомни кости свои!

Ульяна не зло отмахнулась:

— Уйди, девка, уйди, оставь старуху в покое! От беса, от беса! — покачала головой.

Ангелина опять вскочила в круг: