Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

— У меня к тебе, Ваньша, разговор, но о том, по-видимому, не здесь, не в кабинете, хорошо?

Ваньке что — ему все равно, где с ним будут беседовать. Главное — о чем, — для него это как раз небезразлично.

Каширин вернулся к своему столу, подсел ближе к телефону и набрал номер:

— Серафим Романович? Каширин. Юрий у тебя? Передай, мы едем. Я жду его.

Ванька сообразил: председатель звонил завгару и просил прислать машину.

И действительно, вскоре в кабинет заглянул водитель Каширина:

— Я тут, Афанасий Львович.

В машине председатель молчал. Ванька тоже не подавал голоса, терпеливо выжидал, соображая одновременно, к чему идет дело. Он догадывался: Каширин неспроста вызвал, что-то хочет серьезное сказать, но вот что — пока это для него оставалось загадкой.

Если о какой-то работе речь, думал про себя Ванька, то он уже решил: в колхоз не пойдет. Не может после того, что случилось с ним, тут оставаться. В совхоз — куда еще ни шло, там его мало кто знает, а может, и вообще незнакомых — время все же идет, не стоит на месте…

Перед тем, как появиться водителю, в кабинет к Каширину вдруг заглянул председатель сельсовета Прокин, по всей видимости, у него возникло какое-то срочное дело, и увидел Ваньку.

Ванька кивнул ему, но тот не ответил, более того, повел так себя, будто его не заметил, сразу заговорил с Кашириным.

Изменился Прокин, глядя на председателя сельсовета, думал Ванька, заметно полысел, ноги еще более закруглились. Вот только глаза по-прежнему чистые, без прожилок, будто их не касались и годы.

Признаться, Ваньке не очень хотелось, чтоб у него был тестем Прокин. Так уж вышло: выбор внезапно пал на его дочь Катерину. Прокин, наверное, это чувствовал и испытывал волнение. А когда дело завертелось со взяткой, воспринял с облегчением. У него глаз наметан, подчеркивал постоянно Прокин, он сразу определил: Ванька Чухлов его дочери не жених, Ванька Чухлов сапог, конечно, но не из той пары; так оно и вышло, как в воду глядел.

Что не породнился с Прокиным, Ванька не жалел, а вот о Катерине думал. Он и теперь не переставал о ней думать, хоть и знал, что она была замужем и с детьми. Катерина не виновата, что у нее такой отец.

Прокина в селе многие недолюбливали.

Однажды случилось — умерла старая учительница. Она давно жила одна. Ее опекали соседи. Смотрели: дым из трубы идет — жива, значит. А как-то соседи увлеклись делом, подсолнуховую ботву собирали на топку (в то время о дровах и об угле и думать не могли — благом большим считалось, у кого все это имелось), рано, ни свет ни заря, поднимались, поздно приходили. Когда об учительнице вспомнили, дыма уже не увидели. Тотчас к ней: что такое? А она уж, бедолага, мертвая.

Стали хлопотать о похоронах. Пришли к председателю колхоза (а был как раз тот, который работал до Каширина и которого на повышение взяли), он и сказывает: идите к председателю сельсовета, пускай тот думает. Прибежали люди к Прокину: так и так, несчастье, надо человека достойно похоронить. Тот развел руками: у него что, похоронное бюро? Родственники пусть и занимаются.

Пришлось обращаться в совхоз, оттуда тоже в кирпилинскую школу ходили дети. Там не отказали, помогли сделать гроб, дали машину.

Похоронная процессия проходила мимо сельсовета и правления колхоза, но ни один ни другой председатели проводить учительницу в последний путь не вышли, не посчитали нужным, занятостью прикрылись. А между тем оба, как выяснилось потом, у нее и учились.

Народ того не забыл, он только вид сделал, будто забыл. Но вот печаль: и тот и другой за руководящие посты держались крепко, Прокин до сих пор властвует в Кирпилях, а бывший председатель колхоза выдвинулся в районное начальство.

Вот кому хорошо живется, подумал в кабинете Ванька, всяким выскочкам, у них все ладно, более того, если больно другим, им легче, душа на месте.

Когда Ваньку судили, Прокин заодно с Бродовыми выкрикивал, Петром и Гришкой: под закон, под закон его, И приговор чтоб посуровее! Ванька еще удивлялся: ну с Бродовыми ладно, у него с ними с самого детства недоразумения, а чего Прокин-то, чего ему надо? Неужели из-за дочери? Так дело то добровольное, Катерина сама хотела того, ее силком не брали…

Прокин пошептался, пошептался о чем-то с Кашириным и вышел, все так же не глядя на Ваньку.

Каширин потянулся рукой к плечу водителя:

— Приехали, Юра. Останавливайся.

Ванька только тут в парне признал сына местной почтальонши Елизаветы Меньшиковой. Растет, растет новое поколение, не по дням, а по часам. Давно ли этот Юрка бегал голоштанным, а вот уже, оказывается, и армию отслужил, и самого председателя колхоза на «газике» возит.