Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

— Нет.

— Отчего ж?

— Не вышло у меня — стирка, глажка, — на ходу придумала Зинуля.

— А-а, понятно, — Каширин косо посмотрел на экран — что-то там произошло, в фильме, и герои зашевелились, но взгляда долго не задержал на нем, опять уткнулся в газету.

Зинуля же решалась, заговаривать ли о том, о чем просил ее отец, или нет. Все-таки соблазнилась — а-а, будь что будет.

— Афанасий Львович, — обратилась она к Каширину, — у вас что, неприятности какие?

Тот поднял резко голову:

— С чего ты взяла?

— Ну… — Зинуля смутилась и уже объяснить не смогла.

Каширин заметил это и, надо отдать ему должное, воздержался от дальнейших вопросов на данную тему.

Но Зинуля вскоре пришла в себя и снова заговорила, однако это уже касалось другого — она передала Каширину привет от отца, сообщив перед тем, что он ей звонил нынче, и, разговаривая с ней, интересовался, как себя чувствует Афанасий Львович. Каширин, выслушав, поблагодарил за внимание к нему и в свою очередь заметил, что он, Каширин, с отцом Зинули не так давно виделся и был рад, что у того хорошее общее настроение, жизнерадостное — это главное. Так что пусть Зинуля при случае передаст также привет отцу от него лично. Зинуля кивнула: передаст, обязательно. И только после этого она перешла к разговору о Белых прудах. Каширин был несколько удивлен, услышав от нее о том, что Белым прудам грозит опасность. Кто ей о том сказал? И тут Зинуля уже смутилась во второй раз, однако она все же взяла себя в руки, и продолжила разговор. Правда, кто ей о том сказал, человека того она не назвала, объяснила, будто услышала от своих подруг по общежитию. Это ее девчата уже какой вечер кряду говорят о Белых прудах, о том, что их нужно срочно спасать.

Каширин призадумался. Верно, согласился он, опасность такая действительно есть — Белые пруды засорены, и всерьез, к тому же по этому поводу к нему уже обращались. Но, признаться, он и сам знает обстановку и тоже тревожится за Белые пруды, только вопрос этот непростой, прежде чем его решить, необходимо многое переменить, словом, здесь с кондачка подходить никак нельзя, сначала все обмозговать следует. Непросто еще и потому, что рядом с Белыми прудами кирпичный завод и консервный цех, причем огромнейший для разбавинских масштабов.

Когда Каширин сказал, что к нему приходил уже какой-то человек и говорил о Белых прудах, Зинуля едва не выкрикнула: это же, мол, Коля был, ее один знакомый, он спасателем работает на тех же самых прудах, но вовремя удержалась.

— Жалко будет, если такие красивые пруды пропадут, — подвела как бы итог Зинуля.

— Нет, я все же думаю, что все решится, — почти категорично заявил Каширин. — Решится! — добавил он уже более твердо. — Так что не волнуйся.

— Правда? — подняла голову Зинуля.

— Чистейшая!

Вошла Надежда:

— Слышу, вы тут о чем-то разговариваете — не перебью?

Каширин этак немного наигранно потянул носом:

— О-о, запах! Умереть можно! — и повернулся к гостье: — Верно, Зина? Как, а? О-о!

Зинуля улыбнулась — таким Каширина она видела впервые, простым, домашним, что ли.

— Да, — заулыбалась она, — я знаю, Надежда Ивановнам отличные пироги печет, изумительные просто!

— Видишь, — подчеркнул Каширин, обращаясь к жене, — а я тебе что говорил? То-то же!

— Ну ты и лис, Каширин. Я же вижу, к чему ты клонишь, вижу! — Надежда посмотрела на мужа вопросительно: — Хочешь, скажу, чего ты добиваешься, хочешь?

— Скажи.

— Ты шампанского захотел, так или нет? Ну, говори, шампанского же?

— Угадала, Наденька.

— Я же тебя, Каширин, изучила как свои пять пальцев, ты у меня, как в микроскопе, весь на виду.

— Все, все, сдаюсь, Наденька, — покорено произнес Каширин. — Ну, что, — поинтересовался он, — у тебя все готово, садимся?

— Садимся.

Возвращалась Зинуля от Кашириных в прекрасном настроении, не шла в общежитие — летела. Чудные они все-таки люди, и Надежда Ивановна, и Афанасий Львович, добрые, гостеприимные. Жить бы им и жить, и не умирать! На таких, можно сказать, мир и держится.

Подруги уже спали.

Зинуля разделась, но ложиться ей не хотелось. И понятно: она вся еще в возбуждении от вечера, проведенного у Кашириных.

От Зинулиного шороха вдруг проснулась Катенька.

— Это ты, Зина? — испуганно приподнялась она.

— Я.

Катенька помотала головой, как бы прогоняя сон.

— Все в порядке?

Зинуля восторженно выдохнула:

— Ой-й, не спрашивай, Катя, чудно было!

— Тебе легче, — неожиданно позавидовала подруге Катенька, — ты у таких людей в гостях была, а тут хоть помирай — одна скукота и скукота. — Она сладко потянулась: — Ну что, спать?