Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

— Да в том-то и казус весь, что Геннадий Петрович не в разводе, официальном, я имею в виду, ну, по закону, — почти выкрикнула Светлана.

Услышав это, Матрена охнула:

— Как же? Но он ведь лично мне говорил…

— Говорил! Говорил! — Светлана тигрицей прошлась туда-сюда по комнате: — Нам мужики много кое-чего говорят, обещают, так что, всему верить?

Матрена молчала, она, можно сказать, сдалась, подняла руки. «Надо же, — подумала про себя, — а с виду серьезный!..»

— Что ты делать решила? — Почему-то именно этот вопрос возник у Матрены в мозгах, он как бы застрял там, но все время просился наружу.

Светлана печально усмехнулась:

— Тебе ли, мать, объяснять, что требуется делать женщине в моем положении. — И с уверенностью: — Надо немедленно в больницу и записываться на очередь!

— Ты с ума сошла, дочь! — испуганно вскрикнула Матрена. — И не вздумай, я не позволю тебе этого!

— Мать, не лезь не в свои сани!

— Стоп! Стоп! — Дверь комнаты неожиданно отворилась, и в ее проеме нарисовался Геннадий Петрович. — Я все слышал, Светочка. Ты, конечно, меня извини, но… Ты спешишь, Светочка! Я тебе так и заявляю: ты спешишь! Матрена Савельевна, объясните вы ей, пожалуйста, что она, Светочка, неразумно поступает. Я сказал ей: моя бывшая жена на меня не имеет никакого влияния, потому что она мне не жена. Официально пока да, но… Жена ушла от меня, и с той поры я ее не знаю и знать не хочу.

— Но она же ходит сюда! — незамедлительно подчеркнула Светлана.

— Да… — Геннадий Петрович замешкался: — Видите ли, у Елизаветы не совсем еще исчезло чувство, какое она ко мне питала…

— Вот! Вот! — мстительно подытожила Светлана.

Матрена ничего не понимала: что за чепуха такая, о каком чувстве идет речь, если человек тот ушел от тебя к другому, то есть изменил?

— Но ты же, Светочка, мне не даешь сказать ничего. — Геннадий Петрович немного укоряюще, и вместе с тем уважительно, посмотрел на Светлану. — Да-да, — продолжил он. — Елизавета бывает здесь, но это не дает никакого повода, Светочка, тебе волноваться, потому что с некоторых пор я люблю тебя и только тебя! Кроме тебя для меня сейчас дороже нет никого на свете; есть ты и еще… то маленькое-маленькое существо, которое зародилось у тебя под сердцем! Я прошу, Светочка, умоляю, не иди в больницу и не делай глупостей, это очень важно! — Геннадий Петрович произнес последние слова и вдруг упал на колени: — Светочка, милая, хорошая, прошу, умоляю!

И тут Матрена будто отрезвела.

— Вы что здесь устраиваете? — повысила она резко голос — Балаган? Постыдитесь! Вы взрослые люди! — Матрена что-то еще выкрикнула, но это уже на ходу. Хлопнув с силой дверью, она выскочила во двор, затем на улицу и пошла-побежала подальше от этого дома: пусть сами разбираются, решают, как им быть, не ясельные уже.

Какое-то время Матрена ходила по районному центру Разбавино и не соображала, куда и зачем идет, и только дойдя до строящегося универмага, вспомнила: ей надо решать еще один вопрос — встречаться с Кашириным.

Райисполком от будущего торгового центра располагался неподалеку, потому Матрена прибежала туда вскоре, вошла в приемную и прямиком к Каширину.

— Вы куда, женщина? — всполошилась белокурая секретарша. — Простите, вас кто вызывал?.

— Никто, — ответила просто Матрена. — Я сама приехала из Кирпилей. Мне с председателем райисполкома надо переговорить, кровь из носу, понимаете? — И уже дернула за ручку двери каширинского кабинета.

— Нельзя туда! — Белокурая секретарша протиснулась между Матреной и дверью: — Без вызова туда входить не положено, можете это понять или нет?

Матрена было опешила; вот так на, она приехала сюда черт знает откуда, чтоб встретиться с нужным ей человеком, а эта белоручка ей перекрыла дорогу, белоручке этой, видите ли, какой-то фиговый вызов нужен, без него она впустить в кабинет председателя райисполкома не может — ну дожились, так дожились!

В тот момент, когда Матрена раздумывала, как ей действовать дальше, половинка двери председательского кабинета вдруг распахнулась:

— Что за шум, а драки нет? — Это его был голос, Афанасия Львовича Каширина, Матрена его сразу признала. — О! — радостно воскликнул Каширин. — Кто пришел к нам. Булавина! Ай как давно мы не виделись! Ты ко мне? Заходи, заходи, уважаемая Матрена Савельевна, милости прошу к нашему шалашу. — Он отстранился, пропуская вперед бывшую односельчанку.

Матрена поблагодарила за приглашение, потом не выдержала, покосилась на белокурую секретаршу и пошла важно, мол, вот тебе, знай наших, кирпилинских, — ну впрямь девчонка, которой так и хочется на дерзость ответить дерзостью.