Виктор Малыгин: По дороге в завтра

— Да ты сиди, я не генерал, — с короткой усмешкой сказал Денисов. — Ну, как определился?

— Кум королю, сват министру, — лихо, видимо, подражая кому-то, ответил Николай.

— На вокзал ходил, дал телеграмму матери?

— Не знал, куда сундук сдать.

— Это еще зачем?

— Мама наказывала беречь.

Перед глазами Денисова возник Ян Калянс. Он был старше других, ему, пожалуй, уже за тридцать, у него светлые мягкие волосы, голубые глаза. Встретившись с ним взглядом, Денисов опросил:

— Семьей обзавелся?

Калянс мешкал.

— Женат? — снова спросил Денисов. — Не задерживала жена-то?

— Да нет…

— Так-таки и не задерживала? — допытывался Николай Тихонович.

— Сижу как-то вечером слушаю радио, — заговорил Ян. — А тут начинают передавать про целину. Я говорю: «Поедем». Тогда я работал в Лиепае на металлургическом заводе. — «Куда это?», — удивилась она. — «На целину». — «Что же, — спрашивает, — вещи велишь собирать?» — «Я не шучу», — отвечаю. — «Я тоже серьезно, — говорит она. — Ведь ребенок скоро будет у нас».

Задумался я. Уж очень мне хотелось снова сесть на трактор. А она смотрит, смотрит на меня и говорит: «Ян, все можно устроить. Поезжай сначала один, а потом и мы приедем к тебе».

— Бригадиром не приходилось быть? — поинтересовался Денисов.

— Нет.

— А если назначим?

— Марки тракторов я знаю все, знаком и с агротехникой, ведь восемь лет оттрубил в МТС, — с достоинством ответил Калянс.

Тут поднялся, выпятив грудь, Букреев, ткнул себя пальцем, спросил чужим голосом:

— А ты, Букреев, мог бы быть бригадиром? — Помедлил, сказал обычно: — Бригадиром? Нет. — Опять, изменив тон, спросил: — А шофером? — Шофером? Да! — Он приподнял перед Денисовым кепку. — Персональный привет! — Почесал за ухом, шлепнул себя по затылку, издал такой звук, будто открыл бутылку шампанского, победоносно огляделся и подался в сторону.

— Полундра! — завопил кто-то.

Денисов повернулся. Рядом на кровати лежал Бабкин в кофте настолько яркой, что она отчетливо была видна в полумраке. Острых плеч парня касались длинные волосы. Бабкин с поддельным ужасом косил глаза на каплю воды, посланную ему на нос с потолка оттаивающей сосулькой. Он пошарил взглядом по сторонам, приподнял голову.

— Любуешься, начальник, нашим дворцом? — Бабкин вскочил с кровати и, размахивая руками над головами товарищей, потребовал: — Нам давайте культурные условия и гоните больше медяков. Нет? Пишите до востребования.

— Молодой человек, — прикрикнул Денисов, — подойдите сюда! Вы, кажется, желаете что-то-сказать.

— А я не в казарме, начальник, и на всякие там приказы чихаю, — ответил Бабкин и загоготал.

Засмеялся Букреев.

— И тебе писать до востребования? — обрушился на него парторг.

Под суровым взглядом Денисова Букреев смолк и потупился. Николай Тихонович смягчился, сказал умиротворенно:

— Что же, ребята, сам вижу, не в хоромах живете.

Парни опять загалдели, явно поддерживая Бабкина.

— Хорош сарай!

— У нас коровники в колхозе лучше.

— Хоть бы коптилки дали.

Денисову почему-то казалось, что в перепалку непременно должен вмешаться Калянс. Он поискал его глазами, но не нашел. «Обнадеживающая встреча», — невесело усмехнулся про себя Николай Тихонович. Он не находил, что сказать, не знал, как успокоить новоселов, как остепенить не в меру ретивых.

— Да вы меня тут заклюете, вон вас сколько, — сказал он, наконец, шутливым тоном и пошел к двери.

Уже у порога его догнал насмешливый голос Бабкина:

— Не забудь адреса, начальник: до востребования!

На другой день собрались специалисты. Для них уже стало правилом заходить по утрам в невзрачный маленький домик, над дверью которого теперь висела фанерная дощечка со словами, выведенными фиолетовыми чернилами: «Контора совхоза «Степной».

Сегодня никто не торопился уходить из конторы. Все понимали, что с приездом молодежи начинаются новые заботы.

Табуреток в комнате теперь хватало для всех. Стояло два стола, один занимал бухгалтер Битюгов, низкий и чрезмерно полный человек, за другим сидел Истомин и просматривал списки прибывших. Одет он был в помятый коверкотовый костюм; из-за коротких рукавов пиджака руки Истомина казались еще крупнее. Все молча ждали, что скажет директор.

Среди новоселов мало было знакомых с сельским хозяйством. К тому же почти все они люди без житейского опыта, только-только начинают свою трудовую биографию.

Семен Михайлович беспокоился. Двинулась на целину самая «зелень», поддавшись патриотической горячке. Пройдет порыв, и начнут патриоты плакать, а у директора только и дела будет — ходи и утирай слезы… Он снял очки, медленно повел утомленными глазами, заговорил: