Франц Таурин - На Лене-реке

После производственного совещания Перов собрал начальников цехов и мастеров в конторке обувного цеха. Ему хотелось проверить, как восприняли они решения совещания. Во время совещания он внимательно наблюдал за ними, особенно за беспокоившим его начальником обувного цеха.

Петухов прослушал доклад директора с учтиво-равнодушным видом, и только когда Андрей поставил задачу ликвидировать к 1 Мая отставание завода, насмешливая улыбка появилась на его упитанном угреватом лице.

«Этот остался при особом мнении», — подумал тогда же Перов.

И теперь, обращаясь ко всем, он смотрел на Петухова.

— Дело теперь за нами. Готовы ли мы сами выполнять план?

— Конечно, выполним, Андрей Николаевич, — ответил мастер цеха, сухощавый седенький старик. — Конечно, выполним. Раз решил народ, значит, будем работать хоть с темна до темна. Я давно говорил: вечеровать надо, а то что? Как гудок — все бежать, а выполнено не выполнено — никому не касаемо. А теперь не так будем работать.

— А вы как думаете? — обратился Перов к остальным.

— Так же думаем, — подтвердило несколько голосов.

— Да… — протянул Перов и как-то по-особенному пожевал губами, — так же думаете… Неправильно думаете, — и, резко вскинув голову, пристально посмотрел на говоривших. — Выходит так: работать будем так же вразвалочку, только не одну смену, а, скажем, полторы, а то и две. Так нехитро выполнить! Нет, друзья! — и Андрей сухо улыбнулся. — Дополнительное рабочее время разрешаю вам только на одну неделю. Неделя — на перестройку. Ровно через неделю работать будем только по восемь часов. Предупреждаю, не только часа, минуты лишней не дам! А план спрошу! И не так, как Сергей Сергеевич спрашивал.

— Ну, ничего и не выйдет, — зло возразил Петухов, поднимаясь с места. — Все эти разговоры — только себя тешить. Вы думаете, товарищ Перов, мы все тут дураки сидим, а вы пришли и в неделю нас уму-разуму научите? Прямо говорю, ничего из этой затеи не выйдет.

— Ничего, говорите, не выйдет? — задумчиво спросил Перов и, чуть наклонив голову набок, снизу вверх посмотрел на раскрасневшегося от волнения Петухова. — Это верно! У вас, — Андрей подчеркнул это слово, — у вас не выйдет. Ну что ж?.. Освобождаю вас от обязанностей начальника цеха. Утром получите приказ и сдайте дела товарищу Калугину, — закончил Андрей.

Луговой покосился на Андрея.

«Зря горячку порет. Такие операции надо делать спокойно и обстоятельно».

Но Андрей не мог поступить иначе.

«До Первого мая меньше двух месяцев, а я поручился за коллектив», — промелькнуло у него.

На Калугина же Андрей надеялся.

Прошло несколько дней после производственного совещания.

Андрей вместе с Юсуповым, которому снова пришлось принять кожевенный цех, зашли в строгальное отделение и остановились около машины Парамонова. Василий выключил рубильник и обернулся к ним.

— Поговорить хочу с вами, Андрей Николаевич, — обратился он к Перову после того, как они обменялись крепким рукопожатием. — Насчет сушилки.

— А что такое с сушилкой? — спросил Андрей.

— Непременно задержит нас сушилка, расширять надо.

— Почему вы так думаете? До сих пор сушильное отделение нам работу не тормозило.

— А теперь может затормозить, — возразил Парамонов. — Обувщики нас на соревнование вызвали. Нам теперь на месте стоять нельзя, а то и себя осрамим и их задержим. Ну, а раз так, — Василий широко улыбнулся, — значит, и мы поднажмем. Вот тут нас сушилка и может задержать.

— Правильно, Василий Михайлович, — согласился Андрей, — надо расширять сушилку.

Парамонов с довольным видом кивнул, потянулся к рубильнику, включил его и приступил к работе.

— Производственное совещание проводили? — спросил Перов у Юсупова.

— Нет еще.

— Что так?

— Да вот не успел как-то, — виновато улыбаясь, ответил Юсупов.

— Обязательно проведите. У рабочих немало дельных советов найдется. Но не каждый, как Парамонов, сам на ходу начальника остановит.

В обувном цехе было шумно. Хлопотливо стрекотали затяжные машины, размеренно вызванивала удары винтовая, тяжело ухали, сотрясая здание, вырубочные прессы. Приглушая все остальные звуки, прерывисто и пронзительно, как сирена, визжал околоточный станок.

Андрей остановился возле фрезеровщика Слепцова. Андрей любил людей-умельцев, и смотреть на хорошую, как он говорил, «чистую» работу было для него таким же наслаждением, как слушать песню или читать интересную книгу. Слепцов работал красиво. В движениях его не было судорожной торопливости, напротив, они были настолько плавными, что казались даже вкрадчивыми. Когда он поворачивался за очередной парой обуви, то казалось, что сапог сам шел к нему в руки. Подведя каблук к фрезерному ножу, который вращался с такой скоростью, что лопасти его сливались в сплошное светлое сверкающее кольцо, Слепцов неуловимо быстрым и в тоже время точным движением выравнивал грань каблука с одной стороны, затем повторял движение, фрезеруя другую сторону, откладывал обработанный сапог и брал в руки следующий.