Иван Щеголихин - Не жалею, не зову, не плачу...

совсем крылья опустили, поработайте каких-то несколько дней». – Хирург вяло

махнул рукой, согласился, пошли в операционную. Зазирная, кстати говоря,

заболела, лежит дома с высокой температурой, послали к ней за ключами, и Глухова

велела мне готовить инструментарий и биксы со стерильным материалом.

Помыли руки, начали. Первым взяли на стол старика с грыжей. Глухова сама

начала – и новокаин колола, и разрез сама сделала. Пульников ей подсказывал, я

подавал инструменты, всё чётко, без паники. Глухова взбудоражена, довольна – сама

оперирует, мычать стала мотивчик под маской, и только грыжевые ворота зашивал

сам Пульников, ответственный момент. Закончили довольно быстро, подняли

старика со стола, халат накинули, и он мелкими шажками, держась руками за живот,

сам вышел из операционной. Взяли на стол хлебореза. Сняли повязку, сняли скобки,

Пульников пинцетом начал убирать гематому, отделил чёрный сгусток, и тут же

хлестанула кровь, да так сильно, сразу красная россыпь на потолке. Ясно – артерия

брахиалис.

«Зажим! Тампон! – хирург промокает, а кровь бьёт, он клацает зажимом,

клацает, не может прихватить, и Глухова тычется, кое-как наложили тампонаду.

Пульников полез дальше убирать гематому, и опять хлестануло. Я уже не тампоны

сую хирургу, а салфетки стерильные, полотенце. – «Много крови! – невольно

вырвалось у меня. – Будто из аорты хлещет». Ерохин застонал. Добавили

новокаина. – «Ничего, бабы в гинекологии всю кровь теряют и за неделю

восстанавливают, – сказал Пульников. – Заживёт как на собаке. – Он нашёл сосуд,

крепко перехватил зажимом. – Ты меня слышишь, Ерохин? Эй, друг Ерохин,

слышишь?» Он не отвечал, и нос уже заострился.

«Щеголихин, идите на моё место! А я встану за инструменты». – Глухова

повернулась от операционного стола, тяжёлым бедром зацепила мой столик так, что

зазвенело всё. Я быстро шагнул на её место с ощущением, что уже поздно, что-то

уже стряслось и, пожалуй, непоправимое. А тут как раз открылась дверь

операционной, и возник тот старик с грыжей, руки на животе. Христос воскрес. –

«Доктор, а куда мне идти?» – он всё ещё был под действием пантопона, блукал по

коридору, рад был, что жив остался, его в палате пугали вчера, что обязательно

зарежут. – «На свободу иди, дед, прямиком!» – крикнул ему весёлый не по

обстановке Пульников. Картина вышла нелепая, нехирургическая, вообще не

медицинская. Неожиданно взвизгнула Глухова и зашлась в мелком хохоте, замахала

руками, не могла себя удержать, у неё полились слёзы, истерика самая натуральная.

Пульников заорал санитару, чтобы тот позвал кого-нибудь из персонала, быстро!

Тот затопал по коридору, появилась Светлана Самойловна, в руке ватка с

нашатырным спиртом, сразу дала начальнице стационара понюхать, потом к

Ерохину, он не отвечал, пульса не было, зрачковый рефлекс отсутствовал. – «У него

шок»,– сказала Светлана Самойловна.

Ясно мне, от потери крови. Сделали адреналин, кофеин, подняли ему ноги

кверху, туго обмотали резиновыми бинтами от пяток до ягодиц, чтобы улучшить

кровоток к сердцу, камфору ввели, кордиамин – нет пульса. Лицо белое, глаза впали,

видно, что уже всё, амба. Освободился.

Пульникову оставалось до свободы семь дней. Можно было не спать, не есть,

не пить, и дождаться. В отказчики пойти, в Шизо сесть, отлежаться на нарах,

отсидеться на параше, – всё на свете можно было пережить, от любой

неприятности, неожиданности увильнуть, сквозануть, – от любой, кроме той, что

замаячила с момента смерти Ерохина на операционном столе, да ещё после такого

пустякового ранения.

К вечеру стало известно, по Ерохину заведено дело в оперчасти. Того хмыря,

что его пырнул, тут же и задержали. Сидит несчастный в изоляторе и не знает, как

круто изменилось его будущее с нашей помощью. Если вчера ему полагалась статья

за телесные повреждения до пяти лет, то сегодня – уже убийство да ещё лагерное,

вплоть до расстрела. Правда, есть нюанс – больной скончался в больнице.

Утром вызвал нас к себе капитан Капустин, Пульникова и меня, – что вы там

вчера наколбасили? Не могли перевязать артерию, про ваше головотяпство уже

известно в Соре, завтра в Красноярске будут знать. Бандиты режут, а хирурги в

санчасти дорезают. Как вам доверять операции? Вы угробили человека, с пустяком

не могли справиться. Читал нам нотацию довольно долго, но как-то механически,