Анатолий Наумов - Голубая мечта [Юмористическая повесть в эпизодах]

— Складно говоришь, Василий Кириллович, и правильно в общем, — озадаченно качает головой председатель сельсовета. — Я вот чистый гуманитарий, а так не умею. А ты — технарь, а шпаришь, будто Цицерон. Мы с тобой, наверное, институты попутали. Тебе надо было в мой педагогический, а мне — в твой… Ну да ладно, никто не возражает, что сейчас у вас очистные сооружения хорошие. А кто ж тогда речку загрязняет, если, кроме вас, больше некому? Никаких ведь предприятий выше против течения практически нет.

— Позвольте, а комбикормовый завод? — с благородным полыханием в глазах вопрошает тот.

— Нашел завод… На комбикормовом безотходное производство. А если они высыпят в речку отрубя, мы еще и спасибо скажем, верно, Кузьма?

— Истинно, Михал Парфенович, — заверяет тот. — Какая-никакая, а все прикормка.

— Словом, не наводи тень на плетень, Василий Кириллович, — говорит председатель сельсовета. — Виноваты твои очистные сооружения, а не государство.

— Чего это они мои? — возражает Оберемченко, но тон у него уже явно помягче.

— Ты же за них отвечаешь? Потому и твои.

— Не только я, — не соглашается тот. — И начальник цеха, и главный инженер, и директор тоже в конце концов!

— Может, и так, — говорит председатель сельсовета. — Только меня почему-то послали к тебе.

— Кто послал? — взвивается Оберемченко, негодующе потрясая своим коричневым портфелем. — Это подступничечество! Провокация!

— Ну, да твоя ж служба допустила аварию?

— А это еще разобраться надо! — негодует тот. Резко очерченные скулы, хрящеватый усохший нос, конусообразный подбородок заостряются еще больше и вместе с полыхающими глазами делают Оберемченко похожим на страстотерпца-фанатика. — Я за здорово живешь руки вверх не вытяну!

— Разберутся, — спокойно обещает председатель сельсовета, и это вмиг превращает страстотерпца-фанатика в безвольную личность.

— Кто? — настороженно спрашивает Оберемченко поникшим голосом. — Нарконтроль?

— Бери, Василий Кириллович, помассовее, — усмехается председатель сельсовета. — Телевидение на этот раз разберется.

— Какое телевидение? При чем тут телевидение? — в недоумении моргает тот.

— Для «Сатирической камеры» заснять хотят. А потом покажут всему честному народу.

Оберемченко заметно бледнеет, затем, поставив портфель на песок, вытаскивает из кармана носовой платок и промакивает им обильно вспотевшую залысину.

— Хм-м, телевидение… — бормочет он. — Ерунда какая. — И удрученно качает головой — Вроде нельзя по-человечески решить вопрос?!

— С вами — нельзя, — добивает его председатель сельсовета. — Вы ж даже на территорию завода стараетесь не допускать… Вот и пришлось пригласить телевидение. Сейчас подъедут, чтоб на месте преступления и заснять все. При свидетелях.

Окончательно стушевавшись, Оберемченко в растерянности плашмя кладет на песок портфель и, усевшись на него, безутешно склоняет голову на скрещенные на коленях руки.

— Ничего, Василий Кириллович, за упущения пострадать полезно. В науку пойдет. Спасибо наперед скажи, если человек утонул не от загрязнения. А если вы его отравили?

Не поднимая головы, Оберемченко безутешно покачивает ею.

— Ну, что там? — обращается к спасателям председатель сельсовета. — Чего вы ждете?

— Так вода ж какая? — оправдывается крепыш. Он все еще возится со своим скафандром. — Что тут увидишь?

— А ты на ощупь попробуй, — советует участковый.

— Легко сказать…

— Надо, ребята, надо, — поторапливает их председатель сельсовета. — Может, помощь какая требуется?

— Вообще-то еще один человек нужен.

— Давайте помогу, — предлагает свои услуги участковый.

Пока спасатели подплывают за участковым, Дробанюк вскарабкивается по обрыву и снова отводит Кармен в сторонку.

— Не пора ли нам исчезнуть, солнышко? — с ласковой настойчивостью убеждает он ее. — Видишь ли…

— Куда? — перебивает его Кармен, и уже по интонации Дробанюк догадывается, как нелегко будет уговорить ее.

— Видишь ли, — продолжает он, — сюда, очевидно, телевидение нагрянет с минуты на минуту…

— Ой как интересно! — с восхищением восклицает та. — Может, и меня покажут! Представляешь! Все наши умрут от зависти!

— Представляю, конечно, — с трудом сдерживается, чтобы не накричать на нее, Дробанюк. — Но зачем же столько трупов? Хватит и одного, которого сейчас вытащат.

— Как?! Ты хочешь, чтобы мы ушли отсюда в самый интересный момент? — прибегает к своему испытанному оружию — надувает капризно губки — Кармен.