Василий Шукшин - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Ликующий, праздничный звон колоколов всех церквей города встретил Разина.

Народ и казаки стояли вдоль улицы, которой он шел. Стояли без шапок, ближние кланялись.

Навстречу ему от приказной избы двинулась депутация города с хлебом-солью. Во главе — отец Авраам.

Степан шел степенно, глядя прямо перед собой; первый царев город на его мятежном пути стал на колени.

Отец Авраам низко поклонился.

— Здорово, отче! — узнал Степан. — Как твой Илюха поживает?

Поп, видно, заготовил что сказать, сбился:

— Поживает… А я вот собрался послужить православному воинству во славу свободнова Исуса…

Степану поднесли хлеб-соль. На каравае стояли чара с водкой, солонка. Он выпил чару, крякнул, отломил от каравая, обмакнул в солонку, заел.

— Где воевода? — спросил.

— В башне заперся.

— Много с им?

— С двадцать.

— Пошли воеводу брать, — распорядился Степан. — Нечего ему там сидеть, его место в Волге.

Сыпанули к городской стене, к башне, где закрылся воевода.

Появилось откуда-то бревно. С ходу ударили тем бревном в тяжелую дверь… Сверху, из бойниц башни, засверкали огоньки, затрещали ружья и пистоли. Несколько человек упали, остальные отбежали назад.

— Неси ишшо бревно! — приказал Степан. — Делайте крышку.

Приволокли большое бревно, стали сооружать над ним — на стойках — двускатный навес (крышку) из толстых плах. Крышку обили потниками (войлоком) в несколько рядов, потники хорошо смочили водой. Таран был готов.

— Изменники государевы!.. — кричали из башни. — Он вить узнает, государь-то, все узнает!

— Это вы изменники! — кричали осаждающие. — Государь на то вас поставил, чтоб нас мучить? Царь-то за нас душой изболел, батюшка! Ему самому, сердешному, от вас житья нету!

— Все на колу будете!

Таран подняли, разбежались, ударили в ворота. Кованая дверь погнулась. Еще ударили и еще…

Сверху стреляли, бросали смоляные факелы, но таранящих надежно прикрывал навес.

Дверь раз за разом подавалась больше. И наконец слетела с петель и рухнула внутрь башни. Федька Шелудяк с Фролом Разиным первыми ворвались туда, за ними — остальные.

Короткая стрельба, крики, возня… И все кончено.

Воеводу с племянником, приказных, жильцов и верных стрельцов вывели из башни. Подвели к Степану.

— Ты кричал про государя? — спросил Степан.

Тимофей Тургенев гордо приосанился.

— Я с тобой, разбойником, говорить не желаю! А вы изменники! — крикнул он, обращаясь к изменившим стрельцам и горожанам. — Куда смотрите? К вору склонились!.. Он обманывает вас, этот ваш батюшка! Вот ему, в мерзкую его рожу! — Тимофей плюнул на атамана. Плевок угодил на полу кафтана Степана. Воеводу сбили с ног и принялись бить.

Степан подошел к нему, подставил полу с плевком:

— Слизывай языком, собака.

Воевода еще плюнул.

Степан пнул его в лицо. Но бить больше не дал. Постоял, бледный… Наступил сапогом воеводе на лицо — больше не знал, как унять гнев. Стал мозжить голову каблуком… Потом вынул саблю… но раздумал. Сказал негромко, осевшим голосом:

— В воду. Всех.

— Волга закрыта, — сказал Степан. — Две дороги теперь: вверх и вниз. Думайте.

Сидели в приказной избе. Вся «головка» разинского войска, и еще прибавились Пронька Шумливый, донской казак, да «царицын сын боярский» Ивашка Кузьмин.

— Иттить надо вверх, — сказал Ус. На него посмотрели все — ждали, что он объяснит, почему вверх.

А он молчал.

— Ты чего с двух раз говорить принимаисся? — спросил Степан. — Пошто вверх?

— А пошто вниз? Тебя опять в шахову область тянет?

— Пошел ты с шахом вместе… — обозлился Степан. — Не проспался, дак иди проспись!

— А на кой хрен вниз? — спросил Ус.

— Там Астрахань!.. Ты к чужой жене ходил когда-нибудь?

— Случалось…

— А не случалось так: ты — к ей, а сзади — муж с кистенем?

— Так — нет.

— Так будет, если Астрахань за спиной оставим.

— Ты-то вниз, что ли, хочешь?

— Я не говорил ишшо. Я думаю. И вы тоже думайте. А то я один за всех отдувайся!.. — Степан опять вдруг чего-то разозлился. — Я б тоже так-то: помахал саблей да гулять. Милое дело! Нет, орелики, думать будем! — Степан крепко постучал согнутым пальцем. — Тут вам не шахова область. Я слухаю.

— Слава те, господи, — с искренней радостью молвил Матвей Иванов, — умные слова слышу.

Все повернулись к нему.

— Ну, Степан Тимофеич, тада уж скажу, раз велишь: только это про твою дурость будет…

Степан сощурился и даже рот приоткрыл.

— Атаманы-казаки, — несколько торжественно начал Матвей, — поднялись мы на святое дело — ослобождать Русь. Славушка про тебя, Степан, бежит добрая. Заступник ты народу. Зачем же ты злости своей укорот не делаешь? Чем виноватый парнишка давеча, что ты его тоже в воду посадил? А воеводу бил… На тебя ж. глядеть страшно было, а тебя любить надо.