Там и здесь по острову пылают горны походных кузниц: куются скобы, багры, остроги, копья. Мастеровые казаки правят на точилах сабли, ножи, копья, вырубают зубилами каменные ядра для пушек, шлифуют их крупно-сеянным песком.
У хозяина гости. У хозяина пир.
Степан сидит в красном углу. По бокам все те же — Стырь, дед Любим, Иван Черноярец, Федор Сукнин, Семка, сотники, поп Иван. Угощает всех Матрена Гово-руха, крестная мать Степана.
На столе дымятся жаркое мясо, горячие лепешки, печенные на угольях, солонина, рыба…
Хозяин и гости слегка уже хмельные. Гул стоит в землянке.
— Братва! Казаки!.. — кричит Иван Черноярец. — Дай выпить за один самый желанный бой!
Поутихли малость.
— За самый любезный!..
— Какой же? — спросил Степан.
— За тот, какой мы без кровушки отыграли. В Астрахани. Как нас бог пронес — ума не приложу. Ни одного казака не потеряли…
— Был ба калган на плечах, — заметил Стырь. — Чего не пройтить?
— Батька, поклон тебе в ножки…
— За бой — так за бой. Не всегда будет так — без кровушки. Крестная, иди пригуби с нами!
— Я, Степушка, с круга свихнусь тада. Кто кормить-то будет? Вас вон сколько!..
— Наедимся, руки ишшо целые.
Матрена, сухая, подвижная старуха с умным лицом, вытерла о передник руки, протиснулась к Степану.
— Давай, крестничек! — приняла чарку. — С благополучным вас прибытием, казаки! Слава, господи! А кто не вернулся — царство небесное душеньке, земля пухом — лежать. Дай бог, чтоб всегда так было, — с добром да с удачей.
Выпили.
— Как там, в Черкасском, Матрена Ивановна? — поинтересовался Федор Сукнин. — Ждут нас аль нет? Чего Корней, кум твой, подумывает?
— Корней, он чего?.. Он притих. Его вить не враз поймешь — чего у его на уме: посапливает да на ус мотает.
— Хитришь и ты, Ивановна. Он, знамо, хитер, да не на тебя. Ты-то все знаешь. Али нас таисся?
— Не таюсь, чего таиться. Корней вам теперь не друг и не товарищ: вы царя нагневили, а он с им ругаться не будет. Он ждет, чего вам выйдет.
Степан слушал умную старуху.
— Ну а как нам хуже будет, неуж на нас попрет? — пытал Федор.
— Попрет.
— Попрет, — согласились казаки.
— А старшина чего!
— И старшина ждет. Ждут, какой конец будет.
— Конца не будет, крестная, — сказал Степан.
— А вы меньше про это, — посоветовала старуха. — Нет и нет, а говорить не надо.
— Шила в мешке не утаишь, старая, — сказал Стырь.
— Тебе-то не токмо шила не утаить… Сиди уж.
— Старуха моя живая? Ни с кем там не снюхалась без меня?
— Живая, ждет не дождется. Степан… — Матрена строго глянула на крестника. — Это какая же такая там девка-то у тебя была?
Степан нахмурился.
— Какая девка?
— Шахова девка, чего глаза-то прячешь? Ну, придет Алена… Послал за ей?
— Послал. Ваньку Волдыря. Ты… про девку-то — не надо.
— А то не скажут ей!
— Ну, скажут — скажут! Как они там?
— Бог милует. Фролка с сотней к калмыкам бегали, скотины пригнали. Афонька большенький становится… Спрашивает все: «Скоро тятька приедет?»
— Глянь-ка!.. Неродной, а душонкой Прильнул, — подивился Федор.
— Какой он там был-то!.. Когда мы, Тимофеич, на татар-то бегали, Алену-то отбили?..
— Год Афоньке было, — неохотно ответил Степан.
Алену, красавицу казачку, он отбил у татар Малого Нагая с дитем. Но вспоминал об этом редко. Афоньку, пасынка, очень любил.
— Ах, славно мы тада сбегали!.. — пустился в воспоминания подпивший дед Любим. — Мы, помню, забылись маленько, распалились — полосуем их. А их за речкой, в леске, — видимо-невидимо. А эти нас туды заманывают. Половина наших перемахнули речку — она мелкая, половина ишшо здесь. И тут Иван Тимофеич, покойничек, царство небесное, как рявкнет: «Назад!» Опомнились… А из лесочка их цельная туча сыпанула. Я смотрю — Степки-то нету со мной. Все рядом был — мне Иван велел доглядывать за тобой, Тимофеич, бешеный ты маленько был, — все видел тебя, а тут как скрозь землю провалился. Ну, думаю, будет мне от Ивана. «Иван! — кричу. — Где Степка-то?!» Глядим, наш Степка летит во весь мах: в одной руке — баба, в другой — дите. А за им — не дай соврать, Тимофеич, — без малого сотня скачет.
— Там к старухе моей никто не подсыпался? — опять спросил Стырь у Матрены.
За столом засмеялись.
— А то вить я возиться с ей не буду: враз голову отверну на рукомойник.
— Клюку она на тебя наготовила, твоя старуха… Ждет.
В землянку вошел казак.
— Батька, москали-торговцы пришли. Просют вниз пустить.
— Не пускать, — сказал Степан. — Куды плывут, в Черкасской?
Читать дальше