«Не великой там огонюшек горит…».
Разом дружный удар веслами; легли вдоль бортов.
«То-то в поле кипарисный гроб стоит…».
Еще гребок. Все струги подстроились к головным.
«Во гробу лежит удалый молодец…» —
бодро ведет голос; грустный смысл напева никого не печалит.
Степан на корме последнего струга. Часто оборачивается.
Далеко сзади косым строем растянулись тяжелые струги астраханцев. Гребцы на них не так дружны — намахались от Астрахани.
«Эхх!..
Ты беги, мой конь, к моему двору.
Ты беги, конь мой, все не стежкою,
Ты не стежкою, не дорожкою…».
— Бегим, диду?! — с нехорошей веселостью громко спросил Степан.
— Бегим, батька, — откликнулся дед-рубака.
Степан опять оглянулся, всматриваясь вдаль, прищурил по обыкновению левый глаз…
— Бегим в гробину, в крест… Радуются — казаков гонют. А, Стырь? Смеется воевода!..
— А не развернуться ли нам?! — воскликнул воинственный Стырь, чутьем угадавший, что атамана одолевают сомнения. — Шибко в груде погано — не с руки казакам бегать.
Степан не сразу ответил:
— Нет, Стырь, не хочу тебя здесь оставить.
— Наше дело, батька: где-нигде — оставаться.
— Не торопись.
— Дума твоя, Степан Тимофеич, дюже верная, — заговорил молчавший до того Лазарь Тимофеев. — Бывало у казаков: к царю с плахой ходили. Ермак ходил…
— Ермак не ходил, — возразил Степан. — Ходил Ивашка Кольцов.
— От его же!
— От его, да не сам, — упрямо сказал Степан. — Нам царя тешить нечем. И бегать к ему кажный раз за милостью — тоже не велика радость.
— Сам сказал даве…
— Я сказал!.. — повысил голос Степан. — А ты лоб разлысил — готовый на карачках до Москвы ползти!
Гнев Разина вскипал разом. И страшен он бывал в те минуты: неотступным, цепенящим взором впивался в человека, бледнел, трудно находил слова… Мог не совладать с собой — случалось. Он встал.
— На!.. Отнеси заодно мою пистоль!.. — Вырвал из-за пояса пистоль, бросил в лицо Лазарю; тот едва увернулся. — Бери Стеньку голой рукой! — Сорвался с места, прошел к носу, вернулся. — Шумни там: нет больше вольного Дона!.. Пускай идут! Все боярство пускай идет! Казаки им будут сапоги лизать!
Лазарь сидел ни жив ни мертв: черт дернул вякнуть про царя! Знал же: побежали от царева войска — не миновать грозы: над чьей-нибудь головой она громыхнет.
— Батька, чего ты взъелся на меня? Я ж хотел…
— В Москву захотел? Я посылаю: иди! А мы грамоту сочиним: «Пошел-де от нас Лазарь с поклоном… мы теперь смирные. А в дар великому дому посылаем от себя… одну штуку в золотой оправе — казакам, мол, теперь ни к чему: перевелись. А вам-де сгодится: для умножения царского рода».
— Батька, тада и меня посылай, — сказал Стырь. — свой добавлю.
На переднем струге астраханской флотилии стояли, глядя вперед, князь Семен Львов, стрелецкие сотники, Никита Скрипицын.
— Уйдут, — сказал князь Семен негромко.
— Отдохнули, собаки!
— Куды ж они теперь денутся?
— В Торки уйдут… Городок возьмут, тада их оттудова не выковырнешь. Перезимуют и Кумой на Дон уволокутся.
— А не то к шаху опять — воровать.
— Им теперь не до шаха — домой пришли, — задумчиво сказал князь Семен. — У их от рухляди струги ломются. А в Тырки-то их отпускать не надо бы… Не надо бы. А, Микита?
— Не надо бы.
— Не надо бы… — опять молвил в раздумье князь Семен. — Не угрести нам за ими. Нет, Микита, бери кого-нибудь — догоняйте. Отдать грамоту, а сам ничегошеньки не сули. Не надо. Пусть зайдут в Волгу — там способней разговаривать.
— Спросют ведь: как, что?
— В грамоте, мол, все написано. «Царь вам вины ваши отдает — идите». С богом, Микитушка.
Через некоторое время из-за переднего струга астра-ханцев вылетела резвая лодочка и замахала в сторону разинцев. С княжьего судна бухнула тяжелая пушка. Флотилия стала.
Степан, услышав пушечный выстрел, вскочил.
— Лодка! — сказал рулевой. — Те стали, а лодка нам вдогон идет.
— Ну-ка, обожди, — велел Степан. — Послы?..
Перестали грести.
— Пальни из какой погромче! Сенька, дуй к Черноярцу — пускай кучней сплывутся. Одеться всем!
В разинской флотилии началось приготовление к встрече с послами. Ахнула большая пушка. Передние струги развернулись и шли к атаману.
Казаки одевались; на каспийской воде зацвели самые неожиданные краски. Заблестело у поясов драгоценное оружие — сабли, пистоли. У Степана на боку очутился золотой пернач, нож, гнутый красавец пистоль.
Читать дальше