— Что вы, Сережа… — сказала она растерянно. — Вы шутите. Этого не может быть…
Она смотрела на его побледневшее от волнения лицо и не могла поверить, что перед ней тот же добродушный Сережа, тот же «Сережка — шестьдесят четыре зуба», которого она так хорошо знала. Сняв с руки часы, он открыл заднюю крышку, и Наталья Павловна увидела свою старую фотографию, которую никогда ему не дарила.
— Эта фотография со мной всегда, — сказал он потерянным голосом. — И будет со мной до конца моей жизни. До свиданья, Наташа. Я люблю вас. — Наклонившись, он поцеловал ей руку; через секунду она услыхала, как захлопнулась за ним дверь. А она все стояла над раскрытым чемоданом, слыша, как стучит у нее сердце.
Сергей Луговой был убит в боях за освобождение Минска. А Наталья Павловна узнала об этом из письма мужа.
Она держала в руке письмо, и перед глазами ее стояло лицо Лугового, каким она видела его в последний раз. Лицо было незнакомым, бледным, горестным, потом его заслонил прежний улыбающийся Сережа, она услышала его веселый голос, добродушный смех — и заплакала. Она всхлипывала, вытирала щеки мокрым платком и все смотрела на письмо, словно ждала, что оно еще что-то расскажет о человеке, которого уже нет в живых.
Война закончилась, муж вернулся домой. Рука его после ранения не сгибалась, но он вернулся живой, они снова были вместе. Так, дружно и счастливо, они прожили всю жизнь. Год назад муж умер.
Почти каждый день Наталья Павловна ходила на могилу мужа.
Она приносила цветы, сидела по нескольку часов на скамейке у куста сирени, который сама посадила. Придя на кладбище, она вначале шла не торопясь, потом шаги ее все убыстрялись, а когда вдали виднелся знакомый куст сирени, Наталья Павловна уже почти бежала, словно муж ждал ее и она боялась опоздать…
И вот однажды, уходя, она заметила чью-то заброшенную могилу. Взглянув на надпись, она вздрогнула от неожиданности. На памятнике было написано: «Подполковник Василий Николаевич Луговой».
Нет, это не был Сережа, все было другим: имя, год рождения, даже воинское звание. Одинаковой оказалась только фамилия. Но эта знакомая фамилия так беззащитно, так заброшенно темнела на запыленном граните, что Наталья Павловна не в силах была пройти мимо.
Она вошла за ограду, под ногами сухо зашелестели старые листья… Сняв пальто, она принялась за работу: вымела листья, промыла чистой водой гранит, положила у памятника зеленую ветку… С той поры, приходя на кладбище, она ухаживала за двумя холмиками, и у памятника незнакомого ей подполковника Лугового тоже всегда стояли цветы.
Но когда она возвращалась домой, ее начинали мучить сомнения.
Хорошо ли она поступает? Что сказал бы муж, если бы был жив? Имеет ли она право класть цветы на могилу незнакомого человека, думая в это время о друге, который молчаливо и преданно ее любил, и принося цветы в его память?
«Но ведь кладут же цветы на могилу неизвестного солдата, — успокаивала она себя. — То, что я делаю, это и дань уважения к человеку, который тоже погиб на фронте. И когда я оставляю у его памятника цветы и ухожу, у меня сразу становится легко на душе. Значит, ничего плохого я не делаю».
Она засыпала, успокоенная, но утром все начиналось снова. Вконец измучившись, она пришла к решению: надо попытаться разыскать родственников подполковника Лугового и узнать, почему никто из них не приходит на его могилу.
В адресном столе ей дали список всех Луговых, проживающих в городе. Их было так много, что, глядя на длинный столбец адресов, она поначалу пала духом. Потом пристыдила себя и, одевшись, отправилась в путь.
Первый Луговой оказался жильцом большой коммунальной квартиры.
К Наталье Павловне вышла из кухни полная женщина; руки ее были в муке, и пахло от нее жареной рыбой. Подозрительно оглядев пришедшую, женщина сказала, что никакого подполковника Лугового не знает, родственника из военных у них нет, а какая-то дамочка недавно уже являлась к ним, пытаясь требовать с ее мужа алименты, в то время, когда он этой дамочки в глаза никогда не видел. Так что, если она, Наталья Павловна, решила на старости лет тоже ходить по чужим квартирам, то пусть лучше…
Остального Наталья Павловна уже не дослушала, сбегая вниз по ступеням; щеки ее пылали от стыда и смущения.
Второй Луговой жил в центре города. Дверь открыл молодой человек с бородкой и весело сообщил, что доктор Луговой уехал на полтора года в Африку, а квартиру на это время оставил им, его друзьям. Но он точно знает, что подполковника в семье доктора не было. Строитель был, врач был, даже писатель один есть. Но подполковника — ни-ни.
Читать дальше