Леонид Корнюшин - Демьяновские жители

— А то мне привыкать!

На другое утро, как всегда в семь часов, он уже сидел в своем кабинете. Прежде всего Быков осмотрел все бумаги: некоторые из них требовали его подписи. Бумаги касались людских прошений и жалоб.

В половине восьмого, твердо и основательно ставя ногу на полный носок, тяжелой, начальственной походкой в кабинет вошла Варвара. В последнее время в ее внешнем облике появилась какая-то каменная тяжесть. Она стала заметно грузнее. Круглые, редко мигающие глаза ее цвета свинца всегда оставались настороженно-напряженными, точно Варвара постоянно ожидала какого-то подвоха. Теперь по ее облику совершенно нельзя было угадать официантку, а еще более судомойку в кафе. То низменное (по ее представлению) поприще, когда о нем напоминали, приносило неприятность Варваре. Будто куда-то торопясь, она заговорила:

— Я знаю, как вы обо мне думаете. Из судомоек, мол, да в князи. Хочет пролезть баба руководить районом. А я, товарищ Быков, представьте, горжусь: да, из судомоек! Горжусь, что горбом дослужилась, без протекции. Что я — выходец из низов. Этими самыми низами вскормленная. Прошла ступени. Я их одну за одной проходила, в великом терпении и с сознаньем, что должна подняться. Не скрою — я буду ломать, сколь могу, ваши начинания на своем посту заместителя предрайисполкома. Вы до сих пор, товарищ Быков, так и не поняли, что ваша добродетельность — вредная. Она самая зараза и есть. Вы развращаете народ ею. Добродеяние — несравненное зло. Им-то и обманываются люди! Черная корка куда полезней мятного пряника. На пряниках люди делаются квелыми. Вы мечтаете искоренить мировое зло, всякие язвы добродеянием. Принимаете, товарищ Быков, сны за сущую явь. Сами обманываетесь и других обманываете.

Быков усмехнулся.

— Чему это вы? — спросила она.

— Вы ведь все это говорите для доказательства: я-то не урожденная судомойка. Давить людей намереваетесь именно потому, чтобы отомстить всем за свое судомойство.

Варвара, против своей воли, пришла в волнение и даже побледнела. Она самой себе боялась признаться, что лезла из кожи вон, силясь подняться над судомойством, и что не видела другого способа для достижения такой цели, как давить людей.

— И вот еще что, Тишкова: я употреблю усилия, чтобы вы никогда и никуда не пролезли выше нынешней должности. В нашей, понятно, области. Советую выбросить из головы мысль — сесть на стул предрайисполкома. Я очень верю, что такого никогда не случится! Вы слышите, — никогда! Уже назначен новый председатель. Я вам говорю по секрету.

Слова эти кипятком окатили Варвару.

— Он не только назначен, но уже находится в Демьяновске. Я употреблю также усилия, чтобы вы не остались и в этой должности. Свое мнение о вас я доложил в облисполком. А также вновь назначенному предрику. Уверен: на нынешнем стуле вы не усидите. Есть у меня такая уверенность, ибо жизнь, Тишкова, к счастью, идет не по вашим законам. Так что рано восторжествовали. Не говори, говорят, гоп, пока не перепрыгнешь. От судомойки до великого — все же не один шаг. Расстояние длинное. Рожденному ползать — крылья не даны. Ползущий — раб по натуре. И деспот — тоже. Деспотка и вы, Тишкова. Простую, неграмотную старуху уборщицу поставили на колени, при этом испытали праздник своей злой и мелкой души, торжество над ней, над несчастной и слабой. Так вы удовлетворили ваше подлое тщеславие. Но вы рано, Тишкова, восторжествовали, ибо другая сотрудница, Милкова, не только на колени не стала, но даже не пригнула гордой головы, что жаждали вы, — так и не дождались! Вы сами почувствовали в ту минуту, Тишкова, свое бессилие перед такими людьми. Именно неграмотная старуха низвергла вас. Судомойка, дорвавшаяся до власти, — это, конечно, страшно. Но куда страшнее для вас, Тишкова, — непокоренные. Вы их боитесь. Вы боитесь доброты, ибо коварство может ее пересилить лишь на миг, на один миг, — жизнь все же раздавит вас. Так было со многими. Так будет, Тишкова, и с вами. Я ничуть не сомневаюсь, — рано или поздно, но за злобу придется расплачиваться, хотя бы честным именем. А у вас, сколько я теперь знаю, и таковой платы нет, — честное имя к вам не пристало. Будет именно так, Тишкова, — рано или поздно!

«Упустила место. Простить себе не могу!»

Варвара не нашлась что сказать и в глубокой тишине вышла из кабинета. Она бы и сама не могла ответить, зачем явилась сейчас к нему.

«Поглядим, голубь, поглядим! — думала она, не в состоянии унять дрожание рук. — Скверно то, что на его место, по слухам, приехал такой же демократ. Что ж, повоюем! Ах, вы голуби сизокрылые!»