Василий Золотов - Меж крутых бережков

— Нет-нет, я сама.

— Кому говорю, иди!

Когда Феня вышла, Матрена домыла последние половицы, с трудом разогнулась. Ишь как быстро взяла усталость, а бывало…

Матрена присела к столу. Против нее на стене в рамках висели фотографии разных лет. Вот худощавый парень с невестой — энергичное лицо, серые пытливые глаза серьезно смотрят со стены. Сколько зим и весен пролетело с той поры! Вот рядом другая фотография — на ней уже четверо: муж, жена и двое детей, один из ребят — совсем еще маленький, грудной, сидит у нее на коленях — это дочка Катя (Наташе все время приходится говорить, что это она). Неужели и погибшая Катя стала бы так же дерзить и прекословить? А вот еще фотография — темный, аккуратно повязанный платок обрамляет лицо. Это она, Матрена, сфотографировалась прошлой весной в областном центре на совещании доярок.

Чай в стакане остыл, а перед ее глазами незримо встала вся долгая жизнь…

«Разве я была такой, как Наташка? С мужиками наравне косила, молотила, за плугом, бывало, от зари до зари, а что в войну испытала — и рассказать не расскажешь. А вот Наташка не та. Где-то проглядела я, жалела, может, голубила слишком…»

Самовар незаметно утих. За окном все так же лил дождь, кошке надоело ходить и мурлыкать возле хозяйкиных ног — присела у порога. Матрена же, облокотясь о стол, все думала свои неотвязные думы о Наташе…

Вторые сутки кружит по селу багряная метель — сорвет с высокой березы лист, завертит, подхватит, унесет в дальнее поле, и долго потом ветры-листобои мечут его, нещадно гоняют по жесткой стерне…

«Так вот и Наташку…» — думает Феня.

— Пошли на собрание, — выводят подругу из задумчивости проходящие мимо девчата.

— На какое собрание?

— Комсомольское.

— А-а… Я уж и забыла.

Лицо Фени принимает озабоченное выражение. Утром Ваня Пантюхин объезжал на велосипеде дворы, извещал комсомольцев о собрании. Значит, Надя, секретарь райкома, еще не уехала из Микулина…

В клубе уже полно молодежи, но ни Вани Пантюхина, ни Нади пока не видно. Девчата атаковали председателя колхоза:

— Неправду вы говорите, Нил Данилыч, что мы не хотим работать на фермах! — звонче всех раздается голос Аленки.

— А зачем же тогда с Наташкой побросали путевки? — спрашивает Нил Данилыч.

— Отступники вы, больше никто, из комсомола надо гнать вас поганой метлой! — ворчит с задней скамейки Матрена. — Я бы вот взяла Наташу и выпорола хворостиной. Да вон она какая вымахала — руки обломаешь.

Видно, надоело ей в одиночку дома сражаться с Наташкой, и вот теперь пришла на комсомольское собрание. Наташа сидит, слушает мать, опустив голову, зато Аленка опять бросилась в драку. Нил Данилыч только и разобрал в общем хаосе криков всего лишь два слова — «метан» и «водонапорная башня». На лице его сплошное недоумение.

— Подождите, подождите! — решительно замахал он руками. — Какой «метан» и какая «водонапорная башня»?

Девушки снова загалдели, стараясь перекричать друг друга.

— А такая, очень просто — уродом станешь на нашей ферме. Вон у других и автопоилки, и подвесные дороги, а в нашем колхозе вилы, на одних вилах все и держится, как при царе Горохе.

— Ну вот, завели про белого бычка. Сразу всего не сделаешь…

— И ничуть не про белого бычка, — вскипела Аленка. — Попробуйте, Нил Данилыч, повыкидывайте-ка денек-другой из траншей силос — руки отвалятся. Вон моя сестра… Ни праздников тебе, ни частушек попеть. В красном уголке при ферме — свинья с поросятами.

И пошло, и пошло…

— А при чем же тут водонапорная башня? — рассмеялся председатель.

— А при том! Вы не смейтесь, Нил Данилыч, тут не до смеха, и про метан мы не зря вам говорим. Вон в «Советской России» газопровод на биотопливе, отходы животноводства не выбрасываются на воздух, а по избам у всех голубым огоньком газовые плиты горят, и кормокухня в коровнике на биотопливе.

«Прорвало! Сколько всего накопилось!.. — подумал председатель. — Покоя не дадут, вот бы только вожака им посмелей. А красный уголок в самом деле придется освободить, неделю побыла свинья, и то сколько шуму».

— Про автопоилки, Нил Данилыч, тоже тут правильно говорили, — отозвалась со своего места Феня. — Хорошо бы баки для воды на чердаке силосной башни поставить. Силос своим теплом всю зиму подогревал бы воду, и она бежала бы к автопоилкам.

— Молодцы, вот молодцы! Вы посмотрите — каковы! — обрадованно заговорил Нил Данилыч, обращаясь к только что вошедшим Наде и Ване Пантюхину. — Право, молодцы!