Василий Золотов - Меж крутых бережков

— Феньку в обиду не дадим. Ясно? Запомни: пока сама не захочет идти домой, силой ее не загонишь. Вот так.

Доярки подняли шум, и непонятно было, на чьей они стороне: одни осуждали Феню, другие Акима.

А он стоял в окружении женщин и не знал, как ему поступить, хотел было толкнуть Матрену — перед ним вдруг встала откуда-то появившаяся Феня:

— Уйди, отец, уйди! — проговорила она.

Аким уловил в глазах дочери что-то непривычно решительное, что заставило его отвести взгляд.

Феня взялась было чистить корову, но тут же бросила. От шума, громких голосов Царица заволновалась. Аким глухо что-то пробурчал и вышел из коровника.

Сразу стало тихо, даже слышно было, как осуждающе вздыхала Царица.

— А ты не горюй, девка, пойди-ка в силосную башню поработай, глядишь, и забудешься, — сказала Матрена, привлекая Феню к себе.

Ласка растрогала Феню, и она почувствовала, как вместе с теплом снова шевельнулась боль в груди.

…Глухо в силосной башне. Пахнет мочеными яблоками — это запах силоса. Вверху виден круг чистого мартовского неба. Вот проплыло легкое белое облако, грач пересек голубой круг, взмахнул крылом, закричал от радости. Весна идет!.. Феня вздохнула, утерла кулаком слезы и принялась выкидывать силос.

Башня почти пустая, силос остался только на дне. Легко было тем, кто приходил сюда в начале зимы: тогда совсем не нужно было так высоко бросать силос — край стены низок. Теперь, чтобы выкинуть каждый навильник оставшегося корма, надо здорово напрягаться.

Взмах, еще взмах… Пот слепил глаза. В голове мелькали, путались мысли: «Что делать? Оставаться в селе или бежать? Ведь отец все равно не даст покоя. Бежать… А зачем бежать? Тут мама, Егорка, Маша…»

Вилы тяжелые, силос крепко слежался — не отдерешь. Феня, чтобы посвободней вздохнуть, некоторое время держит навильник на уровне колен, потом, собравшись с силой, поднимает его кверху, вдоль высокой стены, метит навильником в голубой круг неба… Раз, еще раз. Тяжело…

Она работала долго, отдыхала, потом опять бралась за вилы — до тех пор, пока не окликнула ее Матрена:

— Хватит, Феняшка, вылезай.

С работы возвращались в сумерки. День прошел, а волнение в душе не улеглось. Как жить?

Заметив погрустневшее лицо Фени, Матрена спросила:

— Ты что, все о том еще думаешь?

— Да, об отце я…

— Работать тебе надо и доказать отцу, что и ты человек!

Слушая Матрену, Феня задумалась.

Вот и дом. Наташи еще нет. Матрена принялась готовить ужин, Феня побежала за дровами. Принесла дров, пошла доить корову, а Матрена кричит вслед:

— Феняшка, отдохни, Наташа подоит.

— Ничего, я быстренько, ей сейчас уроки надо учить.

«Уроки! — вздохнула Матрена. — Тебе бы самой учить уроки. Девка, девка…»

Пока Феня доила, кто-то постучал в дверь.

«Наташка! — догадалась Феня и вышла на крыльцо. — Чего это она тут?»

У дома стоял Воронок, запряженный в сани. Наташа взяла мешок из саней, кивнула Фене:

— Захвати корзинку.

«Тяжеленная какая!» — удивилась Феня.

Вошли в избу.

— Расписывайся вот тут, что сполна все получила, — шутливо толкнув подругу, проговорила Наташа. — Вот только медку я немножко лизнула — не утерпела. Ты уж не ругайся!

— Откуда это, за что? — прошептала Феня, растерявшись.

— Это тебе председатель выписал, он хотел и молоко с фермы отпустить, а я сказала, не надо — вон сколько молока-то, от своей коровы некуда девать.

— Но ведь это денег стоит?..

— А твоя работа? — вмешалась Матрена.

— Так ведь я почти не работала!

— Значит, авансом дали.

Глаза у Фени затуманились от слез. «Да что они? Кто я им?» Наташа, будто ничего не замечая, щелкнула кнутовищем по валенку и сказала:

— Пойду отведу Воронка и — ужинать. А потом, Фень, сходим в школу — Иван Павлович просил прийти.

Как только дверь за Наташей закрылась, Матрена подошла к Фене и ласково обняла ее:

— Утри слезы-то. Все хорошо будет, а встретишь мать — успокой, плачет она, тебя жалеет, думает, что пропадешь.

— Да разве тут пропадешь, когда люди…

Феня провела рукой по влажным глазам, подошла к окну. На улице было темно.

Где-то близко в этой темноте — ее дом, близко и в то же время далеко: отец сердит, и она не решалась подходить ко двору…

«И не подойду!» — подумала Феня и стала расставлять посуду.

Матрена достала варенье. Феня спросила:

— Это что, тоже аванс?

Матрена улыбнулась:

— Конечно, чтобы лучше голова твоя работала для учения.