Василий Золотов - Меж крутых бережков

Феня стала у порога, задумалась. Где взять глину? Придется привезти, да и не одну глину, а и навозу надо бы. Мать всегда мешала глину с навозом, когда обмазывала коровий хлев у себя во дворе.

Феня пошла на ферму попросить лошадь. Молоко уже отвезли, и лошадь была свободна. Девушка ловко взобралась на телегу, хлестнула гнедого. Он понесся под уклон. Талый снег и грязь полетели во все стороны.

Вот и Барсучий. Феня свела Гнедого под обрыв, достала из передка телеги лопату, начала бросать глину. Вскоре ей стало жарко — она оперлась на рукоятку, решив передохнуть. Над оврагом притих голый лес, едва слышно звенела синица…

Странным, непостижимым казалось Фене многое в природе: тишина и шум, зелень только что выбившихся из-под снега озимых и шелест прошлогодних умерших трав и листьев, весна и осень, грусть и радость, увядание и жизнь…

Феня задумчиво стояла, положив руки на черенок лопаты. Видно, все так и должно быть… Цветы опадают для того, чтобы налились соком фрукты, зерно ложится в землю для того, чтобы из него проросли и зазеленели озимые, дрова сгорают для тепла людям. И сами люди дарят тепло участия, тепло дружбы тем, кто в этом нуждается.

Председатель колхоза, отложив газеты в сторону, посмотрел исподлобья на Сашу.

— Слыхал? В «Рассвет» Коврова, знаменитая юштинская доярка, приезжала, опытом делилась. Были и обкомовцы. Всю работу до корня прощупали.

— Что же, это неплохо, — одобрительно отозвался заведующий фермой.

— Неплохо! — вздохнул Нил Данилыч. — Не дай бог в сарай с телятами заглянут, греха не оберешься, опозорят на всю область. Кстати, слышь, туда, в этот сарай, пошла работать Феняшка. Так ты помоги ей, сообрази, как бы побыстрей пол и двери подремонтировать.

— Что-нибудь придумаю.

Саша зашел на сенной двор, где был сарай, и замер от удивления: Феня деловито месила глину и навоз. Увидев заведующего фермой, она вспыхнула.

— Почему взялась одна? Попросила бы еще кого-нибудь!

— Все заняты.

Феня наполнила ведро глиной, понесла в сарай, а Саша пошел к ферме поговорить с доярками, чтобы они помогли девушке.

Феня шлепнула на стену первый комок жидкой глины, а за ним второй; телята, испугавшись непривычных звуков, сгрудились в кучу. И вдруг случилось то, отчего Феня ходила потом несколько дней сама не своя: бычок Черчилль, прыгнув в самую гущу телят, проломил гнилой пол, и нога его, сжатая досками, хрустнула…

Феня бросилась на помощь, теленок бился и жалобно мычал. «Тяжелый какой — не поднимешь…» Выбежала из сарая, вся в глине, с перепуганным лицом, стала звать людей — никого… Да что же это такое!

— Александр Иванович, Александр Иванович!.. — закричала Феня, вбегая в небольшую комнату заведующего фермой. — Бычок ногу сломал! Скорее!.. — и тут же, хлопнув дверью, кинулась за теткой Матреной.

Когда она вернулась, Александр Иванович уже выпростал бычка, положил на солому.

— Ну и глупа же ты, Фенька, тебе не то что телят — пустой сарай доверить нельзя.

— Да разве я… — и Феня заплакала. — Я же не виновата, что пол такой!

— Не виновата? А кто же тогда виноват?

— Что за шум? — спросила Матрена, входя в сарай.

— Да вот эта… бычка сгубила.

— Ну, ну, потише, чего шуметь-то. Поди-ка, Александр, позови сюда быстрее ветеринара.

Саша вышел, а Матрена спросила у Фени:

— Как же так случилось-то?

— Мазала я стены, а телята прыгали, ну и доска провалилась…

Матрена, взглянув на сгнившую доску, покачала головой. Потом перевела взгляд на Феню:

— Хватит тебе нюни-то распускать, утрись, я сейчас приду.

Выйдя из сарая, она встретила Сашу и ветеринара.

— Бычок-то хороший, может, и выправится, — сказала Матрена.

— Выправится! — сердито сверкнул глазами Саша.

Матрена сверху вниз посмотрела на него и, как бы спохватившись, кивнула ветеринару:

— Вы идите, мы сейчас догоним вас.

Ветеринар открыл дверь сарая, а Саша с Матреной остановились у порога.

— Зря ты на девчонку накричал, Александр. Ни при чем тут она — пол-то гнилой, и без нее это могло случиться, в сарае раньше никогда не держали скотину, сено было, так что ты шуметь-то не шуми, а сходи-ка лучше найди плотника, и пусть он заделает щели в полу, а то и в другой раз такое может…

Тихий голос Матрены сразу успокоил Сашу, и он подумал: «Возможно, и зря я шумел?»

А Феня в это время сидела в углу сарая, и сердце ее полно было горечи. Откуда-то нахлынуло вдруг то трудное, казалось бы, неразрешимое, что исподволь, незаметно, изо дня в день накапливалось в душе. Никогда не предполагала Феня, что в жизни может встретиться столько нелегкого. Вот так же порой бывает: идешь ровной дорогой, и вдруг впереди — крутой, очень крутой сыпучий подъем, за ним рытвины, топи. И назад поздно возвращаться, и вперед не знаешь, как идти.