Матвей Ройзман - Минус шесть

Фишбейн плюнул, растер плевок ногой, встал с дивана и посмотрел в окно. На дворе стоял снежный болван, держал правую руку под козырьком, и рожа у него была, как у городового. Кирюшка вставлял ему в руку метлу, оступился и нырнул с головой в рыхлый снег. Фишбейн улыбнулся: не один ли Кирюшка живет без заботы?

— Прошу-прошу! — пригласил он членов домкома, указывая на стулья. — Господа, у нас на носу неприятность!

Члены домкома перекидывали шубы через спинки стульев и садились, разводя руками. Лавров заправил бороду за жилет и промычал. Хухрин привстал, щелкнул невидимыми шпорами и заявил:

— Назовите врага, Арон Соломоныч, и мы откроем огонь!

— Простите за откровенность, — произнес Фишбейн, кладя руки на стол, — я вижу, что у вас в голове концерт, а не дом. Вы забыли о доме. В доме воруют кирпичи. Что же мне самому стеречь дом? Вы скажете: а дворник? Но теперь он называется товарищ Василий. То он лежит с испанкой, то бегает с глистой. Кто у кого служит, — Василий у домкома, или домком у Василия, — большой вопрос! Но для жилотдела нет вопросов! Он не забыл ни про нас, ни про кирпичи, и я могу вас поздравить: к нам назначен комендант.

Члены домкома переглянулись: кто крякнул, кто ахнул, кто спросил: как так?

Фишбейн придвинул к Доде чернильницу и сказал:

— Пиши протокол! Слушали: во-первых, о назначении коменданта. Постановили: приветствовать назначение коменданта и созвать общее собрание для доклада о финансовом положении дома. Так. Может быть, кто-нибудь выскажется? Хорошо! Пиши — во-вторых, об уборке двора, лестниц и помойки. Постановили: обратить внимание т. Хухрина на несвоевременный вывоз помоев и снега и рассчитать дворника в случае его дальнейшего боления. Есть другое предложение? Хорошо! Пиши — в третьих…

Кто не помнит, как трогательно прощалась Москва с первым старостой республики? Фишбейн тоже побывал в Доме Союзов, посмотрел на чернобородого Свердлова и потом пожимал плечами:

— Не понимаю, из-за чего такое волнение? Такой парад? Лежит себе еврей, как все евреи!

Фишбейн был в плохом настроении: он обменял советские деньги на доллары и не знал, куда их положить. Он боялся держать такую уйму денег дома. Не носить же доллары с собой в чемодане?

И Фишбейн решил купить на доллары крупный бриллиант. Его можно было спрятать куда угодно, например: запечь в халу, положить в песок-сахар, засунуть под паркет, и, вообще, для бриллианта находилась тысяча мест. Фишбейн обошел знакомых, послал на разведку рэб Залмана, и все без толку. Фишбейн спал и во сне видел крупный бриллиант, а потом и спать перестал: вставал ночью, открывал чемодан, перебирал доллары, и они, как зеленые змеи, кишели под руками. Цецилия умоляла его:

— Ты совсем, как лунатик. Ходишь, ходишь, что ты ходишь? Товар тебя беспокоит, советские бумажки беспокоят, доллары беспокоят, — когда ты успокоишься?

— Рыбка, не волнуй себя! Когда я получу камень, я успокоюсь! Мне рассказывали, что одна женщина засунула бриллиант в причинное место и ехала с бриллиантом три месяца!

На службе у Фишбейна спрашивали, почему у него нездоровый вид. Он жаловался на желудок и на малокровие. Его уговаривали не утомлять себя, начальники «Центроткани» отпускали его домой, и он отправлялся на поиски камня. Петька Лавров, который начинал работать золотом и бриллиантами, вызвался проводить Фишбейна к доктору Карасику. Фишбейн впервые слышал эту фамилию: что общего между гинекологом и бриллиантами? Доктор жил на Петровке, — потерять час, когда уже столько времени потеряно, — куда не шло! И Фишбейн последовал за Петькой.

На двери была прибита белая, эмалированная дощечка, на ней были указаны дни и часы приема. Горничная провела их в приемную. На стенах приемной висели картины, портреты артистов и групповые снимки. Посредине комнаты стоял круглый столик с газетами, графином с водой и двумя стаканами. Вокруг стола и вдоль стен на кожаных стульях сидели пациенты.

Доктор Карасик — худой, высокий, сутулый — вышел, повертел головой, словно она сидела на винте, и остановился перед пациентами:

— В первый раз? Пожалуйста, в кабинет! Вы за ответом? Подождите! Не могу, не могу! Вы пришли ко мне, а не я к вам!

Петька — старый пациент Карасика — взял Фишбейна в кабинет. Арон Соломонович увидал на столе стетоскоп, докторский молоточек, плессиметр; на стене — карты: „Анатомия половых органов“, „Воспалительные процессы матки“ и „Положение плода при внематочной беременности“.