2
Контора треста «Гудымгазстрой» давно опустела. Да если бы и был в ней кто-то и тому вдруг зачем-то понадобился Феликс Макарович, все равно без предварительного уведомления по телефону никто не вошел бы в кабинет управляющего. Разве что заместитель или главный инженер. Да и те, заглянув, немедленно ретировались бы. Потому и не спешил Феликс Макарович завершить беседу со своим другом. И Бурлаку, как видно, по душе был этот спокойный, неторопливый, откровенный разговор.
Они сидели все у того же шахматного столика, только вместо фигур сейчас на нем стояли бутылка коньяка, две рюмки, две кофейные чашечки и хрустальная ваза-ладья с изюмом и очищенным миндалем. Бурлак оперся локтями о столик, ткнулся лбом в раскрытые ладони и молча слушал друга. А Феликс Макарович попыхивал сигаретой и говорил:
— Вот это и есть самый настоящий детский эгоизм. Не приняла мачеху, ушла из родного дома — шут с тобой. Но этого ей показалось мало, захотела ударить побольней, потешить уязвленное самолюбие — и она исчезает из города. Пусть любимый папочка потреплет нервишки! Раскается. Помучается угрызениями совести… Нет!.. Я своему балбесу сразу однозначно выдал программу действия: получил диплом, есть работа, живи как знаешь, по собственным способностям и возможностям, сообразуясь с личной совестью. И точка. И никаких эмоций…
Слушал и не слышал друга Бурлак… Две загадки подкинул ему Новый год. Сразу две. И обе — не вдруг разгадаешь, а и разгадав, вряд ли утешишься. Вчера Ольга убежала зачем-то к Глазуновым. Веселой, счастливой убежала, а воротилась перепуганной, в слезах. Долго не могла слова вымолвить. С трудом успокоясь, объяснила: «Напугалась. Кто-то погнался за мной. Еле убежала». Она не умела лгать. Он сразу почувствовал неправду, но смолчал. «Что же с ней случилось?..» Теперь вот Лена подкинула загадку. Куда?.. С кем?.. Зачем?..
Ах как больно ударила его Лена. По самому сердцу. Ушла, не попрощавшись, не предупредив. Хоть бы по телефону позвонила. А, бывало, замурлыкает он какую-нибудь песенку, и она тут же подхватит, и, припав плечом к плечу или сойдясь головами, они поведут песню на два голоса, так слаженно поведут, что никакие перепады мелодии не в силах не только оторвать голос от голоса, но хотя бы чуточку их расслоить, пробить меж ними тончайшую щель. Никто его не понимал так, как понимала дочь. И, наверное, жена. Да, наверное, и жена. Пожалуй, и жена…
Где она теперь? Сорвалась и нет. Бросила дочь, друзей, наряды и этот ларец с золотыми погремушками. Сколько сил тратила, охотясь за какой-нибудь подвеской, перстнем или серьгами. Выменивала, добывала, не давала покоя бедному Юрнику. И все… одним махом… под ноги. Теперь вот Ленка также. Туда же… А куда? За что? До двенадцати лет кормил борщом с ложечки. Все и всегда — самое лучшее, самой первой — ей… Полное духовное единство. Куда уж ближе, куда родней. Папина дочка… А где Арго?
— Где Арго?
— О чем ты? — с нескрываемой обидой спросил Феликс Макарович, прерывая речь на самом интересном месте.
Но Бурлак уже крутил телефонный диск.
— Юрий Николаевич?.. Слушай… Только лично сам и немедленно. Подскочи на квартиру к Лене… Ее там нет. Уехала куда-то. Улетела! Сгинула! Почем я знаю куда? Крутнула задом — и без следа!.. Да я не кричу. Не сердись. Извини, ради бога… Да, подскочи, будь друг. Где Арго? Может, у соседей?.. Пожалуйста. Сразу позвони…
«На черта тебе этот пес? Мало забот?» — хотел спросить друга Феликс Макарович, но, глянув на бледное, вытянутое, подергивающееся лицо Бурлака, не спросил. Налил в обе рюмки коньяка, молча, призывно поднял свою и выпил.
Бурлак и не прикоснулся к рюмке. Сдвинув на край столика бутылку, вазу и кофейные чашечки, он принялся расставлять шахматные фигуры. Это занятие, видимо, расслабило его, охладило. Делая первый ход королевской пешкой, спросил отмягшим голосом:
— Как живет твой эксперимент: трест-площадка? Когда прикроешь СМУ?
— Черт его знает, — неожиданно сорвался Феликс Макарович. — Все сказали, все решили, все подписали. А-а… — И сделал ответный ход.
— Главк, что ли, передумал?
— Да нет.
— Обком?
— При чем тут обком?
— Коварные козни скрытых противников?
Каждая фраза вылетала из уст играющих без задержки, сопровождаясь непременной передвижкой фигур на шахматной доске. Но с ответом на последний вопрос, как и с ответным ходом, Феликс Макарович вдруг замешкался, снова потянулся к бутылке, стукнул наполненной рюмкой о рюмку Бурлака и, не ожидая друга, выпил.
Читать дальше