Владимир Щербак - Буревестники

Залп – и словно кто-то сдёрнул крышу морского штаба!

Залп – и гигантское чёрное дерево взрыва выросло в саду военного губернатора!

Залп — и обнажилось нутро арсенала!

Небо из серого стало черным.

На флотилии уже поняли намерение восставшего корабля. «Властный», «Статный», «Грозовой» и другие миноносцы торопливо маневрировали, закрывая выход в пролив Босфор Восточный. В эти минуты многие смотрели – одни с тревогой, другие с надеждой – в сторону канлодки «Манчжур» – самого мощного корабля на рейде, если не считать крейсера «Аскольд», который был в ремонте. Два восьмидюймовых, одно шестидюймовое и десять малокалиберных орудий – это была серьёзная угроза для одних и надёжная поддержка для других. Но чью сторону примет канонерка – этого пока никто не знал…

С самого начала экипажу канлодки «Манчжур» властями была уготована роль усмирителя возможного восстания на флотилии. Вечером 16 октября командир «Манчжура» капитан первого ранга барон Раден приказал привести корабль в боевую готовность. Орудия были надвинуты к борту, заряжены пулемёты и минные аппараты, часть команды была назначена в десант, для которого заранее спустили на воду баркас и катер. Офицеры ночевали на корабле.

Утром, когда началось, тучный, с отёчным лицом, Раден, выскочив из каюты полуодетый, приказал вахтенному офицеру:

— Десант с ружьями – на шканцы!

Задорно-заливчато засвистали боцманские дудки.

Матросы бросились в жилую палубу, где стояли пирамиды с винтовками. Но то, видимо, сработал автоматизм людей, привыкших к командам, потому что прошло пять минут, а наверх вышел лишь один растерянный унтер.

— Так что, вашскородь, матросы отказуются брать винтовки…

— Что? — барон налился тёмной кровью. — Кто? Составь сей же час список!

— Но вашскородь… отказуются все…

— Бунтовщики! Мерзавцы! Лично расстреляю всех! А тебя, скотина, первого! Распустил команду!

К Радену быстро подошёл вахтенный начальник.

— Господин каперанг! К борту подходит катер командира порта!

— Достукались! — рявкнул неизвестно кому барон Раден. — Команду во фронт! Фалрепные – наверх! — и, застёгивая на ходу китель, поспешил навстречу барону Ферзену, который уже поднимался по трапу.

Когда команды были построены, оба барона, сменяя друг друга, принялись бегать вдоль двойной шеренги матросов, размахивая руками; они увещевали, угрожали, умоляли, кричали о долге и присяге, о стыде и сраме, о наградах и наказаниях… Матросы стояли неподвижные, молчаливые, замороженно глядя перед собой. Неожиданно на левом фланге раздался возглас:

— Не слухай их, братцы! Подымай красный флаг!

В упавшей вслед за тем жуткой тишине послышался грозный командирский голос.

— Кто это сказал? Кто сказал, я спрашиваю?!

Пальцами он искал на поясе кобуру, глазами – крикуна в строю. Ферзен что-то шепнул Радену, и тот оставил кобуру в покое. Глядя налево, наугад крикнул:

— Я тебя запомнил, мерзавец! Я с тобой попозже поговорю. — Раден обернулся через плечо: — Горнист! Боевую тревогу!

При звуках трубы строй всколыхнулся, смешался, кое-кто кинулся на свои места по штатному расписанию, но большинство осталось на месте, разбившись на кучки и возбуждённо переговариваясь. Командир кричал:

— Те, кто остался верным долгу и присяге, – по местам! Приготовиться к бою! Комендоры – к орудиям! Господ офицеров прошу к пулемётам!..

Из Гнилого Угла показался быстро идущий «Скорый». Вот-вот он войдёт в сферу огня «Манчжура».

— То-о-овсь!

— Не надо стрелять! Не стреляйте, братцы, там ведь наши! Что вы де…

— Огонь!

Город был взбудоражен.

— Никак салют в честь царя-батюшки, а, Иван Степанч? Слышьте, бухают?

— Какой там, Степан Иванч, к лешему салют! Матросы опять взбунтовались! Шурин говорил: весь флот поднялся.

— Койюжас! Койюжас! До каких пор это безобразие будет! Ведь в Москве и Питере давно смуту прикончили…

— У нас, Степан Иванч, позже началось, позже и кончится. Таково развитие диалектики, как говорят учёные люди. А говоря по-русски, бежать надо из этого богом проклятого Владивостока!

— Вам хорошо говорить: бежать! Вы чиновник… А у меня лавка, а в ней товару, может, тыщ на… Во, опять бабахнуло! Что-то уж больно сильно… Скажите, Иван Степанч, а досюда снаряд может долететь?

— Досюда! Скажете тоже! Он, если захочет, до Первой Речки достанет! Шурин говорил…

— Вы знаете, я, пожалуй, побегу… не ровен час…

— На кораблях заваруха, братцы! Красные флаги подняли!